Повседневная жизнь европейских студентов от Средневековья до эпохи Просвещения - Екатерина Глаголева Страница 27

В «оседлых» студенческих общинах эти правила также поддерживались и культивировались. Новички непременно должны были явиться к землякам. Чтобы вступить в «братство», было недостаточно продекламировать «Отче наш» или предъявить справку о зачислении в университет с принесением присяги. Братство студентов было светским обществом, и «рыжикам» предстояло пройти через шутовской обряд посвящения, в котором присутствовала «дедовщина».

В руководстве для школяров конца XV века «Manuale Scolarium» описана церемония «очищения», имеющая целью превратить неотесанного юнца, полуживотное, чьи запах дикого зверя, бегающий взгляд, длинные уши и острые зубы, похожие на клыки, вызывают общий хохот и насмешки, в человеческое существо. Ему отрывают «рога», стачивают зубы, его отмывают от грязи. В пародии на исповедь он кается в невероятных прегрешениях. Бывший деревенщина, явившийся в город «из дикого леса», должен превратиться в «культурного человека».

На деле новичка подвергали издевательским процедурам: заставляли полоскать рот жидкостью из отхожего места, били, щипали, стригли тупыми ножницами, обрезали ногти, пихали в рот всякую дрянь и при этом задавали коварные вопросы типа «Сколько блох входит в меру?». Если растерявшийся «лис» (или «птенец») отвечал «не знаю», то получал пощечину со словами: «Дурак, они не входят туда, а выпрыгивают оттуда».

В разных общинах обряды отличались друг от друга. Например, в Монпелье новичок должен был «совершить прыжок» (с высоты или через препятствие). По их завершении посвященный целовал руку бакалавра, который только что над ним издевался, и устраивал пирушку для новых товарищей. После этого он поступал в слуги к одному из старших, должен был чистить его одежду и обувь, быть у него на посылках, прислуживать за столом. Только через год, задав новую пирушку, «птенец» становился «стариком» и мог сам тиранить новичков.

В Авиньоне новичка называли «желторотиком». В первый год учебы ему полагалось оказывать «старикам» разного рода услуги и выказывать к ним почтение. Он приглашал студентов на собрания, убирал со стола, не мог сидеть, высказываться и покрывать голову в присутствии старших, которые при нем сидели в шляпах, должен был идти по улице позади них и занимать место в задних рядах. За непослушание полагалось несколько ударов линейкой. По истечении годичного срока «желторотика» ждало последнее испытание. Если старшие высказывались за его принятие, то по рекомендации наставников его окатывали водой, чтобы смыть пятно «желторотости», после чего любой назвавший его «желторотиком» получал два удара линейкой.

В Алькале новеньких клали на колесо, выгоняли на улицу без верхней одежды, когда шел снег, били палками, отбирали диплом… Испанец Франсиско де Кеведо (1580–1645) вспоминал о своем первом дне в университете: «Я вошел во двор и не успел оглядеться, как они окружили меня, крича: „Новичок!“ Чтобы не подавать виду, что мне не по себе, я засмеялся; человек восемь или девять со смехом подошли ко мне». Находчивый неофит освоился довольно быстро, его приняли в общину со словами: «Да здравствует наш товарищ, примем его в друзья; пусть он пользуется правами старших: может получить чесотку, ходить грязным и так же страдать от голода, как мы!»

Обряд «крещения» новичков в Голландии отличался такой жестокостью, что в 1606 году Штаты своей властью запретили его проведение во Франекере.

Мартин Лютер одобрял обряды посвящения, считая их прологом к нелегкой студенческой жизни и подготовкой к грядущим испытаниям. Зато Эразма Роттердамского они возмущали. «Просто невероятно, что молодые люди, предающиеся изучению вольных искусств, могут до такой степени впадать в безумие, но еще более невероятно, что наставники молодежи одобряют это беспутство. Глупость, низость и жестокость прикрывают именем традиции, словно пагубная традиция не может быть укоренившимся заблуждением, которое следует истреблять с тем большим усердием, чем более широкое распространение оно получило».

Однако зло пустило корни слишком глубоко: бывшие «желторотики», пережившие побои и унижения, стремились отыграться на тех, кто приходил им на смену, и начиналась цепная реакция.

«Физически сильные мальчики тиранят тех, кто послабее, требуя от них выполнения самой черной и недостойной работы, вплоть до чистки обуви, — рассказывает леди Крейвен о порядках, царивших в Итоне в конце XVIII века. — Им позволяют обманывать друг друга, и самый ушлый пользуется наибольшим уважением. Да, в наших школах поощряют дружбу, но это дружба между ворами. Школьника будут бить, если у него не сыщется друга-защитника. Одним словом, там насаждается полнейший эгоизм».

Руководство университета в Кане в XV веке попробовало организовать студентов в братство наподобие монашеского ордена, чтобы положить конец этим отвратительным светским ритуалам. В Авиньоне тоже существовало братство студентов под покровительством святого Себастьяна с резиденцией в часовне Панисс; его глава назывался приором или ректором. Сначала оно состояло из студентов юридического факультета, потом к нему примкнули медики и богословы. Но всё это внешнее благочестие никак не повлияло на «светские» традиции.

В середине XVII века зародилась мода на студенческие общества, отличные от землячеств. Веком позже она захлестнула немецкие университеты. В одном лишь Гёттингене в шестидесятые годы XVIII столетия существовало около дюжины таких обществ, в названиях которых отражались проповедуемые ими идеалы: «Добродетель и Дружба», «Согласие и Искренность», «Согласие и Молчание», «За Родину и братскую любовь», «Надежда», «Невинность» и т. д. Названия часто были латинскими. Эти общества были скопированы с масонских лож со всей их иерархией, тайными ритуалами и разветвленной структурой («материнская ложа» контролировала «дочерние»). Вместе с тем студенческим объединениям были свойственны порочные черты общества в целом с его сословными предрассудками. Например, в 1747 году в Гёттингене появился орден Мопсов, высоко ценившийся аристократией, а какое-то время там же существовал орден лакеев, объединявший слуг студентов из благородного сословия, который, естественно, отличался от ассоциаций студиозусов из числа буржуазии.

Конечно, у каждого из этих объединений были свои обычаи и собственный кодекс чести, но все они одинаково подчинялись власти «старших», которые тиранили новичков, то есть «дедовщина» цвела там махровым цветом. Та же картина наблюдалась в студенческих землячествах. Даже если в уставах провозглашался принцип дружбы, эти объединения воспроизводили модель общества времен абсолютизма, подражая образу жизни аристократии. Там пили до потери пульса и при малейшем намеке на оскорбление хватались за шпагу, порой с трагическими последствиями. Прямую противоположность этим буйным обществам являло собой гёттингенское объединение поэтов — Союз Рощи (1772–1774), члены которого придерживались высоких нравственных идеалов и провозглашали культ природы. «Питомцы муз» нарочито отвергали нравы, царившие в студенческих землячествах, насаждая учтивые формы общения и дух истинной дружбы. По сословному составу этот союз из четырнадцати членов был неоднороден, но в нем впервые применялись революционные принципы равенства и братства, а личные качества ставились выше социального происхождения.