Влияние морской силы на историю. C предисловием Николая Старикова - Альфред Тайер Мэхан Страница 27

Что касается состояния Франции в 1660 г. и ее готовности двигаться вперед по пути, намеченному Ришелье, то можно сказать, что внутренний мир был обеспечен, могущество знати полностью сломлено, религиозная вражда затихла; Нантский эдикт о веротерпимости был все еще в силе, тогда как оставшиеся недовольные протестанты были усмирены силою оружия. Вся власть была абсолютно сосредоточена в руках короны. В других отношениях, хотя королевство находилось в состоянии мира, положение было менее удовлетворительно. Практически не было флота; торговля – внутренняя и внешняя – не процветала; финансы были в беспорядке; армия мала.

Испания, – нация, перед которой все другие трепетали менее чем столетие тому назад, – теперь давно уже находилась в упадке и едва ли представляла грозную силу; слабость центральной власти распространилась на все области управления. Но территория ее все еще была велика. Испанские Нидерланды по-прежнему принадлежали ей; она удерживала Неаполь, Сицилию и Сардинию; Гибралтар не попал тогда еще в руки Англии; ее обширные владения в Америке, за исключением Ямайки, завоеванной англичанами за несколько лет перед тем, были еще не тронуты. О состоянии ее морской силы как в области торгового, так и в области военного флота уже говорилось выше. За много лет до этого Ришелье заключил с Испанией временный союз, в силу которого она предоставила в его распоряжение сорок кораблей; но плохое состояние этих кораблей, по большей части плохо вооруженных и плохо руководимых, заставило вернуть их в Испанию. Военный флот Испании находился тогда в полном упадке, и слабость его не укрылась от проницательного взора кардинала. Столкновение между испанской и голландской эскадрами в 1639 г. в высшей степени ясно показывает состояние деградации, до которого опустился этот некогда гордый флот.

«В этот раз ее военный флот, – говорится в рассказах об этом событии, – получил один из тех ударов, которые в ходе этой войны низвели ее с высокого положения владычицы морей обоих полушарий до унизительного положения среди морских держав. В то время король снаряжал сильный флот, чтобы перенести войну к берегам Швеции, и с этой целью повелел выслать из Дюнкерка подкрепление людьми, а также продовольствие. В соответствии с этим, флот вышел в море, но был атакован Ван Тромпом, захватившим некоторые суда в плен и заставившим остальные ретироваться назад в гавань. Вскоре после того Тромп захватил три английских (нейтральных) судна, перевозившие 1070 испанских солдат из Кадикса в Дюнкерк; он снял с них солдат, но отпустил суда. Оставив семнадцать кораблей для блокады Дюнкерка, Тромп, с остальными двенадцатью, вышел навстречу неприятельскому флоту, который вскоре был замечен входившим в Дуврский канал в числе шестидесяти семи вымпелов; на судах находилось две тысячи солдат. Тромп, по присоединении к нему де Витта с еще четырьмя судами, со своими малыми силами сделал решительное нападение на неприятеля. Сражение продолжалось до четырех часов пополудни, после чего испанский адмирал укрылся в Доунсе. Тромп решил возобновить сражение, если он выйдет оттуда, но Оквендо (Oquendo) со своим сильным флотом, многие из судов которого имели от шестидесяти до ста орудий, допустил, чтобы его блокировали. В это время английский адмирал сообщил Тромпу, что он имеет приказ присоединиться к испанцам, если он начнет против них враждебные действия. Тромп послал на родину за инструкциями, и вмешательство Англии послужило только к вызову из Голландии громадных морских сил. К Тромпу было выслано подкрепление из девяноста шести кораблей и двенадцати брандеров, и он получил приказание начать атаку. Отрядив отдельную эскадру для наблюдения за англичанами и для нападения на них, если они будут помогать испанцам, он начал сражение, застигнутое густым туманом, под покровом которого испанцы обрезали свои якорные канаты и обратились в бегство. Многие из бежавших судов, державшихся слишком близко берега, сели на мель, а большая часть остальных, пытавшихся уйти от голландцев, были потоплены, захвачены в плен или прогнаны к французскому берегу. Никогда победа не была более полной» ^[18].

Когда флот действует таким образом, то это значит, что он потерял всякую гордость и достоинство; но флот этот только разделял участь общего упадка Испании, вес которой в европейской политике с тех пор все более и более уменьшался.

«При всем блеске своего двора и языка, – Говорит Гизо, – испанское правительство само чувствовало свою слабость и старалось скрыть ее своею неподвижностью. Филипп IV и его министр, уставшие бороться только для того, чтобы быть побежденными, заботились лишь об обеспечении мира и старались устранить все вопросы, могущие вызвать с их стороны усилия, на которые они чувствовали себя неспособными. Разделенный и теснимый австрийский дом имел даже меньше честолюбия, чем могущества, и помпезная инертность сделалась политикой преемников Карла V, за исключением тех случаев, когда уклониться от действия было абсолютно невозможно» ^[19].

Такова была Испания того времени. Та часть испанских владений, которые были тогда известны как Нидерланды, или римско-католические Нидерланды (современная Бельгия), была обильным источником несогласий между Францией и ее естественным союзником – Голландской республикой. Это последнее государство, официально называвшееся Соединенными Провинциями, достигло тогда апогея своего влияния и могущества, – могущества, основанного, как уже было разъяснено выше, исключительно на море и на использовании этого элемента великим морским и коммерческим гением голландского народа. Один недавно умерший французский автор следующим образом описывает торговую и колониальную деятельность этого народа в начале царствования Людовика XIV; народ этот, более чем любой народ современности, за исключением одного английского, показал, как дары моря могут привести к богатству и могуществу страну, по существу, слабую и лишенную природных ресурсов.

«Голландия сделалась Финикией новых времен. Владея Шельдой, Соединенные Провинции лишили Антверпен выхода к морю и унаследовали торговое могущество этого богатого города, который один венецианский посол в пятнадцатом столетии сравнил с Венецией. Кроме того, они приняли в свои главные города работников из Нидерландов, которые бежали от испанского насилия над совестью. Мануфактуры платья, полотняных материй и т. п., дававшие занятия 600 тысячам душ, открыли новые источники доходов для народа, прежде довольствовавшегося торговлей сыром и рыбой… А уже одно рыболовство обогащало его. Сельдяной промысел кормил почти пятую часть населения Голландии, давая 300 тысяч тонн соленой рыбы и принося более восьми миллионов франков ежегодного дохода.

Морское и коммерческое могущество республики развивалось быстро. Только лишь торговый флот Голландии насчитывал 10 тысяч судов, 168 тысяч моряков и кормил 260 тысяч человек жителей. Голландия завладела большей частью европейской транзитной торговли, а после заключения мира присоединила к этому перевозку всех товаров между Америкой и Испанией и французскими портами: при этом импорт ее оценивался в тридцать шесть миллионов франков. Северные страны: Бранденбург, Дания, Швеция, Московия, Польша, доступ к которым был открыт Провинциям через Балтику, являлись для последних рынком с безграничными возможностями. Они поддерживали эти страны, продавая там различные товары и покупая продукты Севера – пшеницу, лес, медь, пеньку и меха. Общая стоимость товаров, ежегодно перевозившихся на голландских судах во всех морях, превышала один миллиард франков. Употребляя выражение того времени, голландцы стали возчиками всех морей» ^[20].