Жаклин Кеннеди. Американская королева - Сара Брэдфорд Страница 27

Несмотря на обаяние Джона и богатство его семьи, протестанты Восточного побережья считали клан Кеннеди сомнительным, поскольку даже общество 1940-х годов весьма предвзято относилось к ирландцам, особенно в чопорном Бостоне и Гарварде. Как сказал в беседе с биографом Кеннеди один из его однокашников: «…тон задавали белые протестанты. Кеннеди не подходил под их стандарт, поскольку был типичным бостонским ирландцем, что сразу было заметно по его выговору – не гротонскому, а бостонскому. Старшее поколение бостонцев, более пуританское, гарвардцы 1940 года, считали семейство Кеннеди вульгарными, крикливыми нуворишами, закоснелыми бостонскими ирландцами… В Бостоне Кеннеди слыли семейством карьеристов. Для многих старинных тамошних семейств Фицджералды [семья деда и бабушки Джона по матери] были просто по ту сторону добра и зла, и Кеннеди тоже».

Но для Джеки, которая сама была аутсайдером, это совершенно не имело значения, зато деньги имели, и еще какое. Как бы Джон Кеннеди ей ни нравился, будь он беден, Джеки никогда бы за него не пошла.

Гор Видал относил одержимость Джеки богатством на счет того, что она жила в роскошных окинклоссовских особняках, вполне отдавая себе отчет, что у нее нет ничего. Джеки, Ли и Гор были бедными родственниками, тогда как пятеро родных детей Хьюди обеспечены семейными трастами. Джеки и Ли ежемесячно получали от отца по пятьдесят долларов и видов на наследство не имели. На самом деле в новой семье матери к сестрам Бувье относились отнюдь не как к бедным родственницам, наоборот, как к звездам. «Обе они были такие красивые, привлекательные, все их баловали и потакали их прихотям, – рассказывала одна из родственниц Окинклоссов. – Но Джеки с ее неуемной тягой к деньгам отлично понимала, что ей не достанется ни цента из состояния Хьюди, все унаследуют его родные дети. Мне кажется, такая умная и практичная девушка, как Джеки, с самого начала знала, кто владел этими деньгами. Но Золушкой она не была. Она была сногсшибательной Джеки из Хаммерсмит-Фарм».

Даже близкие друзья и поклонники Джеки считали меркантильность ее минусом. Деми Гейтс говорил: «Она была яркой и на редкость привлекательной, но имела один серьезный недостаток, знакомый и мне, поскольку моя мать вышла за очень богатого человека; мать Джеки тоже вышла за миллионера, а сама Джеки боялась нищеты, была просто одержима этим страхом. Одних подобные страхи разрушают, других, напротив, подталкивают к свершениям… Джеки приходила в ужас при мысли: вот живет она в огромном вашингтонском доме, а потом – бац! – и в один отнюдь не прекрасный день окажется на улице. Что тогда делать? Как жить?»

Один из знакомых Джеки по более поздним временам выразился так: «Джеки мучил какой-то первобытный страх перед бедностью. По части денег ее постоянно одолевала неуверенность, боязнь снова стать бедной». По мнению Артура Шлезингера, страх безденежья преследовал ее с детства, скорее всего с подачи Джанет. Ли полагала, что деньги для сестры – защита: «Она столько раз видела финансовый крах, что жаждала одного – защиты». Джон Уайт сформулировал то же самое более прямолинейно: «Главным образом ее интересовали деньги. Они действительно были лейтмотивом ее жизни». Фред Паперт, друг Джеки и ее куратор в Нью-йоркском муниципальном художественном обществе, вспоминал: «Мы все – дети Великой депрессии, скупость и бережливость у нас в крови…» Джеки, свидетельница того, как разорились Бувье и как изменилось положение матери в результате брака с Хьюди Окинклоссом, пришла к выводу, что брак с богатым, а лучше с очень богатым мужчиной – единственный реальный залог безопасности.

Когда самолет, на котором Джеки возвращалась домой, приземлился в Бостоне, Джон Кеннеди ждал ее. Жребий был брошен.

Если многие друзья Джеки, узнав о помолвке, пришли в ужас, то большинство друзей Джона удивились. Бетти Сполдинг, одна из старинных приятельниц Кэтлин и Джона Кеннеди и тогдашняя жена Чака, вспоминала: «Как-то мы пошли в театр. Еще до их помолвки… Мой бывший муж, Джон и я. Джон познакомил нас с юной особой, довольно небрежно одетой, притом с темными курчавыми волосами. Я тогда подумала: это кто ж такая и что вообще происходит? Она в основном молчала, как бы онемела в такой компании… Я не знала, что они помолвлены, но слышала, что Джон встречается с этой девушкой и вроде как у них все серьезно…» Джеки, кажется, понимала, что ей недостает шика. Возвращаясь после коронации, на обратном пути из Парижа, она допытывалась у Заза Габор, сидевшей через проход: «Как вы ухаживаете за кожей?» Актриса вспоминала о той встрече: «Она не была ни очень уж яркой, ни очень уж красивой. Кудрявые волосы и плохая кожа».

Кое-кто из близких друзей Джона не меньше друзей Джеки сомневался в правильности выбора. Джордж Смазерс, сенатор от Флориды, один из Трех Мушкетеров (так называли тройку, куда помимо Смазерса входили Кеннеди и Билл Томпсон, лоббировавший интересы железных дорог), который не понаслышке знал, насколько его друг увлекается женщинами, сказал Джону, что тот не создан для брака. Остальные предупреждали Джеки о грядущих проблемах. Например, Кирк Лемойн (Лем) Биллингс, который в школьные годы жил в одной комнате с Джоном и знал его буквально всю сознательную жизнь. «На вечеринке, – вспоминал он, – я отвел Джеки в сторону и попытался открыть ей глаза. Описал проблемы Джона со здоровьем (травмированный позвоночник, болезнь Аддисона), рассказал о некоторых из его женщин, сделав акцент на опасностях, какие подстерегают девушку, вступающую в брак с мужчиной много старше себя, вдобавок привыкшим к определенному образу жизни».

Если сомнения были у Джеки, то имел их и Джон. Аластер Форбс, английский друг Кэтлин и Джона Кеннеди и дальний родственник Франклина Д. Рузвельта, вспоминал, что никогда не видел такого подавленного человека, как «Джон в тот день, когда он сообщил мне о своей женитьбе». В августе, проводя со своим приятелем Торбертом (Торби) Макдоналдом последний холостяцкий отпуск на юге Франции, Джон познакомился с очаровательной девушкой, этакой шведской Грейс Келли, которая позднее говорила, что, сообщив о женитьбе по возвращении в Штаты, он выглядел прямо-таки испуганным.

После официальной помолвки, объявленной 24 июня 1953 года, все неумолимо шло к свадьбе. Кеннеди, по своему обыкновению, тянул до последнего, и объявление появилось лишь через две недели после того, как в Saturday Evening Post напечатали статью о нем. Опубликованная на первой полосе, статья называлась «Джон Кеннеди – молодой сенатор-холостяк». Итак, Кеннеди приобрел уже достаточную известность, чтобы заметка о его помолвке с «энергичной светской знаменитостью Жаклин Бувье» и фото «Сенатор Кеннеди и его невеста» попали в раздел «Персоны» журнала Time. По правилам игры, которым научил дочерей Черный Джек, Джеки заставила жениха ждать и буквально в последнюю минуту села на самолет из Нью-Йорка в Кейп-Код, чтобы встретиться в Хайаннисе с патриархом и всем кланом Кеннеди.

Джо Кеннеди не пожалел усилий, чтобы выжать из свадьбы сына максимум рекламы, даже Джанет покорил мощью своей личности и толщиной кошелька. Предстоящее свадебное торжество было в этом году уже вторым по счету: в мае тридцатиоднолетняя Юнис Кеннеди вышла за тридцатисемилетнего Сарджента (Сарджа) Шрайвера. Шрайверу, отпрыску старинной католической семьи из Мэриленда, потерявшей все деньги в годы депрессии, судьба назначила до конца дней быть на побегушках у Кеннеди. Высокий красавец, в войну служивший на флоте, выпускник Йеля, попробовавший свои силы в журналистике, работал вместе с Юнис в Вашингтоне, а затем у Джо Кеннеди в Chicago Merchandise Mart, которую тот недавно продал. Сардж ухаживал за Юнис больше десяти лет. Если верить Лоренсу Лимеру, биографу женщин клана Кеннеди, ухаживания Шрайвера стали притчей во языцех и предметом шуток среди окружения Кеннеди: «Мы даже заключали пари, через какой обруч Юнис заставит бедного парня прыгать в следующий раз. Сардж ходил на задних лапках и перед Юнис, и перед ее отцом и готов был выполнять трюки снова и снова. Джо не просто одобрял брак дочери с тридцатисемилетним Шрайвером, но и всячески подталкивал дочь к этому шагу».