Панджшер навсегда - Юрий Мещеряков Страница 27

Ремизов по своей конституции выглядел скорее сухощавым, чем плотным и крепким, но четыре года в училище сделали свое дело, тело обросло мускулатурой, стало выносливым, и теперь он молился на свою альма-матер, по-настоящему оценив все, что она ему дала. При всех адских нагрузках, теряя в весе, он продолжал чувствовать себя уверенно и спокойно. Спасибо тебе, физическая подготовка, спасибо вам, тактика и топография, что бы я делал без вас в горах. Последний эпизод казался ему досадной нелепостью и через час почти пропал из памяти, оставив одно краеугольное решение: надо драться, война не терпит слабых, она их пожирает.

На каменистом участке Марков догнал Ремизова.

– Арчи, – его глаза за стеклами очков казались огромными, – у Рыбакина ЧП.

– У «полковника»?

– Вряд ли он станет полковником, у него пять солдат пропало. Ушли с поста.

– Как это ушли? Куда? Это же Афган, здесь же война, куда тут уйдешь? – Он не сразу понял, о чем ему сказал Марков, в его рассудительном, практичном представлении о жизни такого попросту не могло быть.

– И я про то. Рыбакин дембелей себе на пост набрал, ну ты знаешь, какая у него свита. А вчера утром, пока он спал после ночного дежурства, они спустились с высоты в соседний кишлак помародерствовать.

– Теперь это в наших традициях.

– Кишлак пустой, людей нет, барахла всякого полно, раздолье.

– Вот сволочи! Мы за эти дни, пока они на солнышке грелись, десятки километров по горам и минам намотали, а они поразвлечься захотели. – Досада и злость вспыхнули намного ярче возникшего вначале сочувствия. – Эх, Толик… Что же ты натворил?

– Артем, так уже сутки, как их нет.

– До них не дошло, куда они попали, здесь в наряд вне очереди не ставят, на губу не сажают. Узбеки, наверное?

– Похоже, что узбеки. Они чувствуют себя здесь как дома.

– Точно. Все дерьмо наружу лезет. В Термезе из полка, как тараканы, разбегались и тут начали.

– Он думал, они вернутся вот-вот, не доложил. Ты знаешь, как бывает.

– Знаю. Он думал, что они «порядочные», проведут небольшую рекогносцировку, прихватят чего-нибудь по мелочам и вернутся. А они решили по-своему. Ну Толик, ну организовал службу. Допрыгался, «полковник».

– Злой ты все-таки, Артем.

– Какой есть. А ты добренький. Повозился бы с этим трупом, меня чуть не вывернуло, а моим-то бойцам досталось. Миша, это же трибунал!

* * *

Термез. Середина октября. Они больше часа стояли на плацу. Таков порядок, после завтрака весь полк выстраивается для развода на занятия. Построились, доложили командиру, и – вперед, кто на полигон, кто в учебные классы… Да не тут-то было. Еще только утро, а четверть полка уже куда-то разбежалась, вот командир полка в воспитательных целях и держит всех остальных. Носятся посыльные, выискивают отщепенцев по каптеркам, по подвалам, в столовой, командиры рот мечут молнии глазами, рвут глотку. Те, кого нет, в основном из подразделений обеспечения, у них командиры – прапорщики, а если и офицеры, так ведь тыловики, что с них возьмешь. Далеки они от личного состава и, наверное, счастливы этим. О построении знают все до последнего кладовщика, но каждое утро начинается, как обычно, с поиска особо приближенных и просто обнаглевших солдат, которых распирает от удовлетворения, что их ждет целый полк. И всем этим нарушителям устава и требований командира полка, что самое удивительное, не будет ровным счетом никакого наказания. Ремизова это возмущало: их же на «губе» сгноить надо, вот там настоящая школа воспитания армейских кадров! Да не сажали их на «губу», чтобы не портить показателей полка по воинской дисциплине. Молодой взводный внешне не показывал своего состояния, лишь тяжелый взгляд да плотно сжатые зубы говорили, каково ему на самом деле.

Бегала в самовольные отлучки и пехота, но… Но умнее, чем эта необузданная обслуга, потому что пехота бегала после обеда. В их пятой роте половина личного состава – узбеки. Вот такая сложилась картина: узбеки в Узбекистане, у себя дома, а некоторые из них – местные, кого родственники за взятку устроили служить по соседству. Какая уж тут «губа», если все куплено. Когда Ремизов окунулся в эту обстановку с головой и попытался навести какое-то подобие порядка во взводе, в роте, единственное, на что его хватило, на то, чтобы осознать тщетность своих усилий.

Скоро десять часов утра. Жара за тридцать. Асфальт на плацу плавится под солнцем. Тело покрылось липкой влагой. Форменная рубашка и китель застегнуты на все пуговицы, галстук под горло, ремень офицерской сумки с книгами и конспектами занятий сдавливает грудь, не дает коже дышать. За воротник рубашки, по вискам, по ребрам медленно, настойчиво стекают капли соленой влаги. Он привык, он на службе, прежде всего – выдержка, в этом и воля, и достоинство. Чего не можешь изменить – перетерпи, другого не дано.

– Вот черт, жара! – Это Марков, у него из-под фуражки по вискам струится пот, капельки выступили на лбу, протирай – не протирай, не помогает, а он механически, старательно тёр лицо белым носовым платком. – Представляешь, вчера термометр тридцать девять градусов днем показывал.

– Представляю, мы же вместе на полигоне песок топтали.

– Сейчас только утро, а уже пекло. Не могу привыкнуть, октябрь все-таки.

– А тебе рязанские хляби подавай.

– Дождичка бы.

– Увы, не дождешься, тут, наверное, вообще дождей не бывает.

– У меня второй платок мокрый.

– Не пей воды по утрам, легче будет. Точно говорю. Чай пей. Крепкий, горячий.

– И что, помогает?

– Терпеть легче.

– Надо попробовать. Долго нас мариновать будут?

– Это только Богу известно, а еще бронелобому.

– По-моему, бронелобому ничего неизвестно, даже смысл его собственных действий. Разве он знает, что хочет? – Марков разочарованно вздохнул.

– Идет тонкий воспитательный процесс, а ты критикуешь. – Ремизов холодно, без улыбки издевался, но от этого каким-то образом становилось легче.

– Никого я не критикую, просто с меня течет, как с барана. Твои все?

– Одного нет. И, судя по всему, не будет.

– В самоволке?

– Нет. Бойцы говорят, совсем удрал, служить надоело.

– Ну ни хрена себе, – и добавил с сарказмом: – Ты готов к «неспортивной гребле»?

– Не только готов, но уже получил по макушке, – спокойно, как о чем-то обыденном сказал Ремизов.

– Выговор?

– Угадал.

– Причем с первого раза. – Марков засмеялся и был прав, не стоит вешать нос из-за всяких отщепенцев, жизнь и так коротка. – Когда на поиски отправляешься?

– Сегодня оформлю командировку, а завтра с утра автобусом. Он местный. Сурхандарьинский.