Русские во Второй мировой войне - Анатолий Уткин Страница 27

Гитлер еще раз попытался удержать Британию от вхождения в конфликт. На помощь был призван шведский промышленник Далерус, который вершил свою челночную дипломатию между Лондоном и Берлином. Гитлер принял его с письмом от Галифакса. Далерус говорил о решимости англичан вступить в конфликт глобального масштаба.

«Гитлер, — вспоминает Далерус, — слушал меня, не прерывая, но затем внезапно вскочил, разволновался и стал нервно шагать взад и вперед, говоря как бы себе, что Германия неудержима… Его голос сбивался, это было поведение абсолютно ненормального человека. Он говорил прерывающимся голосом: «Если начнется война, я буду строить подводные лодки, строить подводные лодки, подводные лодки, подводные лодки, подводные лодки». Затем он спросил: «Господин Далерус, вы знаете Англию так хорошо, можете ли вы объяснить мне мои постоянные неудачи договориться с ней?» Далерус признается, что вначале он колебался, а затем сказал: «Англичане не имеют доверия к вам и вашему правительству, в этом причина». — «Идиоты! — вскричал Гитлер, ударив себя рукой в грудь, — лгал ли я когда-нибудь в жизни?» Этот вопрос остался без ответа.

Гитлер вызвал в рейхсканцелярию посла Гендерсона. «Мои солдаты спрашивают меня: «да» или «нет»? Гитлер хотел еще одного Мюнхена. Вечером 28 августа Гендерсон сообщил Гитлеру, что поляки могут приступить к переговорам, они ждут германских предложений. На короткий миг в западных столицах затеплилась надежда. Ложная. В психическом плане Гитлер обрел свою самую агрессивную форму и обратился по телефону к возглавляющим верховное командование вермахта Браухичу и Гальдеру:

«Наступление начнется 1 сентября. В случае необходимости задержки фюрер известит нас. Намечено в ходе переговоров поставить поляков перед неприемлемыми условиями и добиться таким образом максимальных результатов… План таков: мы требуем Данцига, прохода через «коридор» и плебисцита. Англия, возможно, согласится. Поляки, скорее всего, нет. Вобьем клин между ними!»

Утром 30 августа британский посол в Варшаве протелеграфировал Галифаксу, что польское правительство согласно на «переговоры равных в нейтральной стране».

В полдень 31 августа 1939 года Гитлер издал директиву № 1 по ведению войны:

«1. Теперь, когда все политические возможности, предоставляемые мирными средствами для изменения ситуации на восточной границе, которая нетерпима для Германии, исчерпаны, я полон решимости приступить к силовому решению.

2. Нападение на Польшу должно быть осуществлено в соответствии с приготовлениями, предусмотренными планом «Вайс»… Дата выступления: 1 сентября 1939 г. Время выступления: 4.45 утра».

Вечером этого последнего дня мира посол Гендерсон, так много — вольно или невольно — сделавший для создания благоприятствующей германскому рейху атмосферы, пришел все же к выводу: силе должна быть противопоставлена сила.

В Чартвеле Черчилль попросил генерала Айронсайда, только что вернувшегося из Польши, представить свою оценку польской армии. Эта оценка была в высшей степени лестной для Варшавы. Генерал Айронсайд видел военные маневры поляков, он говорил, что мораль польских войск чрезвычайно высока.

Не следовало позволять немцам быстро сокрушить Польшу, ибо тогда Германия будет иметь лишь западный фронт. Франция может выставить до шести миллионов человек, но она не в силах конкурировать с германской индустрией. Следовало нагнать немцев там, где они были наиболее сильны, — в научной организации производства. Концентрация сил решала все. Черчилль посетил границу на Рейне. С французской стороны висел гигантский плакат: «Свобода, равенство, братство». С германской — «Один народ, один рейх, один фюрер». Выстоит ли Франция теперь, окажет ли она помощь восточному союзнику? Черчилль видел, что «дух Марны» покинул французскую армию. Эта страна отличалась от той, что выстояла в 1914–1918 годах. Потеря 27 процентов населения от восемнадцати до двадцати семи лет нанесла нации незаживающую рану.

К рассвету 1 сентября 1939 года на польской границе были сосредоточены полтора миллиона германских солдат. Их удар был нацелен на Варшаву с севера, запада и юга. Мир увидел, что такое современная война. Броску танков предшествовала бомбардировка мостов, железнодорожных путей, колонн войск, складов и городов.

Утром Гитлер прибыл в рейхстаг. «Этой ночью впервые регулярные войска стреляли в нас на нашей собственной территории». Речь шла о фальсифицированной атаке переодетыми в польскую форму немцами радиостанции города Гляйвиц. В течение первого дня войны министерство иностранных дел Германии распространило эту ложь по всему миру. Детали имитации нападения на радиостанцию открылись во время Нюрнбергского процесса.

Своим преемником Гитлер назначил Геринга, а того, в свою очередь, должен был сменить Гесс. Гитлер снова надел серую военную форму и пообещал не снимать ее до «достижения победы, иного я не переживу». Он переселился в специальный поезд, названный «Америка», в пятнадцати вагонах которого располагался его штаб. Называя себя «первым солдатом Германского рейха», он подолгу сидел над картами. Своими глазами он видел, как созданная им новая германская армия бросилась в первые битвы Второй мировой войны.

Сколько продержалась Польша

Генерал Гамелен полагал, что Польша будет отвлекать основную массу германских войск до весны, к тому времени французы отмобилизуют свою армию, а Британия полностью придет на помощь Франции. Но не все армейские чины были столь оптимистичны. Но военный совет пришел к заключению, что у Франции нет альтернативы выполнению своего союзнического обязательства.

Генерал Айронсайд отметил в своем дневнике, что в 10 часов утра ему позвонил Черчилль: «Они начали. Сейчас происходит бомбардировка Варшавы и Кракова». Айронсайд позвонил начальнику имперского генерального штаба лорду Горту, и тот отказался поверить этому сообщению. Еще хуже была реакция Франции. Мобилизовав свои силы, она не решилась ринуться через германскую границу, где в то время сотне французских дивизий противостояли десять немецких. И Париж, и Лондон выразили готовность начать переговоры с Берлином, если немецкие войска будут выведены из Польши. Теперь Гитлер твердо знал, что и без помощи Муссолини он решит свою польскую проблему: западные союзники не двинутся вперед.

Вечером 2 сентября премьер Чемберлен, покинув палату общин, позвонил Даладье: «Положение очень тяжелое… В палате общин ожесточение… Если Франция будет настаивать на сорока восьмичасовом периоде ультиматума, начиная с завтрашнего полудня, правительство здесь не сохранит контроль над ситуацией». Премьер-министр осознал, что именно на Францию падает основное бремя германского наступления. Он предлагает компромисс. Ультиматум в 8 утра завтра, истекающий в полдень. Даладье ответил: «Если британские бомбардировщики готовы к действию, для Франции было бы лучше отсрочить их вылет».

Телеграмма Галифакса Гендерсону пришла в 4 часа утра по берлинскому времени. «Если не позже чем в 11 часов утра по британскому летнему времени сегодня, в воскресенье, 3 сентября, удовлетворительные заверения германского правительства не будут переданы правительству Его Величества в Лондоне, между двумя странами с этого часа будет существовать состояние войны».