История куртизанок - Эдвин Эбботт Страница 27

Мать принца, Цыси проводила долгие часы за чтением и учебой, потому что теперь дворцовые преподаватели учили ее читать и писать. Она делала оригами — складывала из бумаги фигурки кроликов и птиц, играла со своими черношерстными пекинесами, которые содержались при дворе в отдельном помещении. Еще она украшала цветами, которые просто обожала, каждую свою комнату, вплетала их в волосы и даже обвивала ими Шадзу (что значит «дурак») — самого любимого в то время своего песика. Ночью она спала на подушечке, набитой чайным листом, полагая, что это полезно для глаз.

Жизнь Цыси, как уважаемой наложницы и матери будущего императора, была настолько целенаправленной, насколько это определялось силой ее воли, энергией и ресурсами. И тем не менее она, как и многие люди ее круга, весьма неплохо разбиравшиеся в хитросплетениях интриг дворцовой жизни, почти не имела представления о том сумасшедшем мире, который раскинулся за пределами Запретного города. А этот мир — подлинный Китай — сотрясали массовые волнения, правление было из рук вон плохим, коррупция отнимала у простых людей последнее, они страдали от чиновников, бунтов недовольных, а еще от жадных и хитрых европейцев — «иностранных дьяволов», которым Цыси имела все основания не доверять.

Право ввозить в Китай в огромных количествах опиум из Индии, которым безнравственно пользовались Британия и ее союзники, подготовило почву для наступления иноземцев. Маньчжурское правительство, оказавшееся не в состоянии контролировать наркоманию, установило государственную монополию на торговлю опиумом, обложив его продажу таким налогом, что позволить себе покупать наркотик могли только богатые китайцы. Однако британские торговцы стали ввозить опиум в Китай нелегально, тем самым увеличивая его употребление и усиливая наркотическую зависимость людей, что вело к распаду семейных связей и ускоряло обнищание населения.

Десять лет спустя после Первой опиумной войны Британия предъявила Сыну Неба новые требования, включавшие легализацию торговли опиумом. Стремясь оказать еще большее давление, британцы вторглись в Кантон (Гуанчжоу). В 1860 г. под Пекином они с варварской свирепостью разрушили и разграбили Летний дворец. Айсиньгёро Ичжу, императрица, Цыси и большинство придворных, включая три тысячи евнухов, к этому времени уже покинули дворец. Их до нелепости пышная процессия, состоявшая из паланкинов и тележек, запряженных мулами, растянулась на пять миль.

Через год, проведенный в изгнании в роскошном императорском охотничьем домике в 110 милях от Пекина, униженный поражением и жестоко страдавший от воцарившегося хаоса двадцатидевятилетний император заболел и умер. Айсиньгёро Ичжу слабел постепенно, и когда стало ясно, что жить ему осталось совсем недолго, придворные чиновники сообщили, что он еще не назначил себе наследника. Для Цыси это послужило сигналом к действию. «Как всегда в экстренных случаях, — вспоминала она впоследствии, — мне приходилось действовать соответственно создавшемуся положению, и я сказала ему: “Вот твой сын”. Услышав меня, он открыл глаза и произнес: “Конечно, он унаследует трон”» {30}. Через несколько минут Айсиньгёро Ичжу скончался.

Так Цыси впервые вмешалась в политическую жизнь страны, и это определило всю ее дальнейшую судьбу и будущее Китая. Ей совсем недавно исполнилось двадцать пять лет, и теперь она была предоставлена лишь самой себе. Цыси вовсе не улыбалась участь ушедшей на покой покорной вдовы. Вместо этого они с Нюгуру добились статуса вдовствующих императриц и стали соправительницами при ее сыне Айсиньгёро Цзайчуне. Ее стали называть Наложницей женской добродетели, и с тех пор она была известна как Вдовствующая императрица Цыси, Императрица Запада. (Нюгуру получила имя Цыань — Императрица Востока.) Цыси немедленно заключила союз со своим деверем, князем Гуном, и вдовствующей императрицей Цыань. Эти три человека стали подлинными правителями Китая. Первым делом, с целью укрепления своих позиций, они уничтожили так называемую банду восьмерых, которые составляли против них заговор. Главарь банды был обезглавлен, двум ее членам позволили самим лишить себя жизни, а остальных заговорщиков сослали.

Цыси наслаждалась властью, но старалась реже демонстрировать на людях свой ум. По оценке ее биографа Стерлинга Сигрейва, она «стремилась к тому, чтобы ее работа при дворе включала и определяла подход ко всем проблемам. В первые годы правления она избегала навязывать кому бы то ни было свое мнение. Она формулировала общую взвешенную позицию, которой должны были соответствовать все принимаемые политические решения» {31}.

В 1864 г. правительство покончило с продолжавшимся несколько лет на юге Тайпинским восстанием, в 1868 г. было подавлено восстание дунган на севере. В период наступившей после этого мирной передышки правительство Цыси и Цыань провело многообещающие реформы, направленные на искоренение коррупции и привлечение способных мужчин на государственную службу.

Двум императрицам не было еще и тридцати, им недоставало опыта и образования, не хватало управленческих навыков, они и писать-то не умели без ошибок. Ни одна, ни другая ни разу не встречалась с иностранцами: обеих отгораживала ширма, за которой они сидели с советниками-мужчинами. Закрепившаяся впоследствии за Цыси репутация жестокого и невежественного тирана была, по меньшей мере, незаслуженной.

К сожалению, обе императрицы, обе матери Сыновей Неба еще хуже справлялись со своими материнскими обязанностями. Айсиньгёро Цзайчунь был трудным ребенком — ленивым и жестоким, а в подростковом возрасте он стал чрезвычайно похотлив. Император сбегал из Запретного города ради запретных наслаждений в публичных домах, и даже с евнухами пытался проводить эксперименты. «Женщины, девушки, мужчины и мальчики — он делал свое дело так быстро, как только мог, со всеми без разбора» {32}. Когда Айсиньгёро Цзайчуню было четырнадцать лет, доктора уже лечили его от сифилиса.

Чтобы покончить с этим, Цыси и Цыань решили подыскать ему невесту и нескольких наложниц, надеясь, что он сможет удовлетворять свою неуемную похоть дома. Но спустя шесть месяцев после свадьбы Айсиньгёро Цзайчунь возобновил сексуальные набеги на Пекин. Он и в грош не ставил свои обязанности, сводил на нет все усилия чиновников, понижал в звании и унижал высокопоставленных должностных лиц, отправлял в отставку министров. Управлять страной становилось все труднее.

Обеим императрицам пришлось вмешаться и восстановить чиновников в прежних должностях. Правительство получило возможность возобновить нормальную работу. Китай лихорадило. Через три месяца Айсиньгёро Цзайчунь заразился оспой, свирепствовавшей тогда в Пекине. Не будучи в состоянии подняться с постели, он издал указ, в соответствии с которым вплоть до выздоровления его полномочия передавались императрицам. В январе 1875 г. Роберт Харт записал в дневнике слова иностранного врача, который сказал, что «император болен не оспой, а сифилисом» {33}.

Чем бы Айсиньгёро Цзайчунь ни болел, он умер 12 января. Цыси оплакивала сына; благодаря ему она взошла на императорский престол, но сам он, когда вырос, превратился в чудовище — невежественного и жестокого юношу, по мнению многих, лишь смертью искупившего страшный вред, который его правление нанесло стране. Другие, правда, поговаривали о том, что он был убит.