Падение титана, или Октябрьский конь. В 2 томах. Книга 1 - Колин Маккалоу Страница 27

В Антиохии нас нагнал новый слух: будто бы сын Фарнака Асандер, оставленный править в Киммерии, провозгласил себя царем, объявив, что отец его теперь не монарх, а изгнанник. Посему может случиться, что тебе с твоим Кальвином выпадет передышка, если Фарнак вернется в Киммерию, чтобы свергнуть неблагодарного сынка.

С нетерпением жду ответа и всегда к твоим услугам.

Наконец-то избавление!

Цезарь сжег письмо, потом велел Требонию написать новое, будто бы от Митридата Пергамского. Его содержание должно было заставить александрийцев покинуть город для непродолжительной военной акции в Дельте Нила. Но сначала письму следовало сторонним путем попасть во дворец, к Арсиное, причем таким образом, чтобы той стало ясно, что Цезарь его еще не читал и ничего не знает о приближающемся подкреплении. Фальшивое письмо запечатали монетой с изображением Митридата Пергамского, позволив агентам хитрой царевны перехватить его на пути к генералу. Не прошло и часа, как Арсиноя вместе с письмом покинула дворец. А через два дня царь Птолемей, его армия и все македонцы Александрии тайно погрузились на корабли и взяли курс на восток, к Дельте. Город, лишенный своих лидеров, больше не мог сражаться.

Цезарь еще не совсем поправился, хотя и отказывался это признать. Видя, как он надевает доспехи, Клеопатра заволновалась.

— Разве ты не можешь послать Руфрия вместо себя? — спросила она.

— Наверное, мог бы, но чтобы навсегда сломить Александрию и привести ее в чувство, я обязан лично быть там.

Усилия, потраченные на возню с облачением, бросили его в пот.

— Тогда возьми с собой Хапд-эфане, — взмолилась Клеопатра.

Доспехи были надеты. Цезарь сумел справиться с этим без посторонней помощи, у него даже лицо чуть порозовело. Взгляд, который он бросил на Клеопатру, снова стал взглядом Цезаря, от которого ничто не могло ускользнуть.

— Ты напрасно беспокоишься.

Он поцеловал ее. Его дыхание было несвежим, кислым.

Две когорты солдат, оправлявшихся от ранений, остались охранять Царский квартал. Цезарь, прихватив с собой три тысячи двести бойцов из шестого, тридцать седьмого и двадцать седьмого легионов, а также всю кавалерию, покинул Александрию и направился к Дельте, избрав маршрут, который Клеопатра сочла слишком кружным. Вместо того чтобы привольно шагать по берегу судоходного канала, он взял южнее и пошел вдоль озера Мареотида, оставляя его по левую руку от себя. К тому времени как он повернул к Канопскому рукаву Нила, озеро уже скрылось из глаз.

Срочный его курьер, намного опережая армию царя Птолемея, галопом понесся в Пелузий с миссией сообщить Митридату Пергамскому, что тот должен стать одним лезвием «ножниц» Цезаря, поднявшись от Пелузия по восточному рукаву Нила вверх, но не входя в саму Дельту. Зажать Птолемея надо на твердой земле.

Дельта Нила, и впрямь имевшая форму греческой буквы «дельта», была по площади больше, чем у любой другой известной реки: сто пятьдесят миль по берегу Нашего моря от Пелузийского до Канопского рукава и свыше ста миль от побережья до раздвоения самого Нила. Река снова и снова разветвлялась на множество водных потоков, больших и малых, образующих семь основных нильских рукавов, впадающих в Наше море и соединенных друг с другом бесчисленными протоками. Поначалу все водные пути Дельты были естественными, но после того как Птолемеи со своим греческим образованием стали править Египтом, они связали рукава Нила тысячами каналов, чтобы каждый кусок земли не был удален от воды более чем на милю. Почему Дельте уделялось такое внимание, когда тысячемильного русла Нила от Элефантины до Мемфиса вполне хватало, чтобы кормить Египет и Александрию? Ответ прост: в Дельте рос библос, папирусный тростник, из которого делали замечательную бумагу. Птолемеи держали мировую монополию на бумагу, и вся прибыль от ее продажи шла в личный кошелек фараона. Бумага была храмом человеческой мысли, и люди не могли обходиться без нее.

По сезону было начало зимы, по римскому календарю шел март, и хотя летнее наводнение уже отступило, у Цезаря не было желания вводить свою армию в лабиринт водных проток, в системе которых он не разбирался так же хорошо, как советники и проводники Птолемея.

Постоянные беседы с Симеоном, Абрахамом и Иошуа за месяцы войны в Александрии дали Цезарю возможность узнать о египетских евреях намного больше, чем знала о них Клеопатра. До его появления она, по-видимому, не считала евреев достойными ее внимания, в то время как Цезарь был очень высокого мнения об интеллекте этих людей, равно как и об их учености и независимости. Он уже размышлял, каким способом превратить евреев в ценных союзников Клеопатры. Зажатая своим воспитанием, считавшая себя исключительной личностью, тем не менее она обладала потенциалом правителя и вполне могла стать таковым, если ему удастся вбить в ее голову основные принципы управления. Он был рад, когда она с легкостью согласилась дать евреям и метикам александрийское гражданство. Неплохо для начала.

В юго-восточной части Дельты лежала Земля Ониаса, автономный анклав евреев, потомков последователей верховного жреца Ониаса, сосланных некогда из Иудеи за отказ пасть ниц перед царем Сирии. Ониас заявил, что евреи делают это лишь перед богом. Царь Птолемей Шестой Филометор отвел изгнанникам большой кусок территории в ответ на поставку солдат для египетской армии и ежегодную дань. Весть о щедрости Клеопатры дошла и до этой области, чье население безоговорочно встало на ее сторону в гражданской войне, и это позволило Митридату Пергамскому беспрепятственно войти в Пелузий, где обитало много евреев. Пелузий имел тесную связь с Землей Ониаса, что было очень важно для всех египетских евреев, потому что на ней располагался Большой храм — уменьшенная копия храма царя Соломона, вплоть до башни высотой в восемьдесят футов и искусственно сотворенных ущелий, с имитацией долин Кедрон и Геенна.

Малолетний царь на баржах повез свою армию вверх по Фатнитскому рукаву Нила. Этот рукав вытекал из Пелузийского немного выше городов Леонтополис и Гелиополис. Возле Гелиополиса царь Птолемей нашел Митридата Пергамского, засевшего в крепком лагере римского типа, и безрассудно пошел в атаку. Твердо веря в себя, Митридат быстро вывел ему навстречу своих людей и так успешно повел сражение, что многих солдат Птолемея убили, а остальные в панике разбежались. Однако кто-то в разгромленной армии обладал здравым умом, ибо, как только всеобщее безумие стихло, она опять собралась воедино и отошла на естественно укрепленные позиции, защищенные горным хребтом, Пелузийским рукавом Нила и широким каналом с очень высокими и отвесными берегами.

Цезарь прибыл туда вскоре после поражения Птолемея. Марш был быстрым, и его одолевала одышка, более серьезная, чем он соглашался признать даже перед Руфрием. Он остановил своих людей и стал внимательно изучать позиции Птолемея. Главным препятствием для него был канал, а для Митридата — хребет.

— Мы нашли броды, — доложил ему германский убий Арминий. — А в других местах этот канал мы можем легко переплыть, и наши лошади тоже.

Пехотинцев послали валить все высокие деревья поблизости, чтобы построить мост, что они и сделали с превеликим энтузиазмом, несмотря на дневной переход. После полугода войны их ненависть к Александрии и александрийцам накалилась невероятно. Все как один надеялись, что здесь произойдет решающее сражение, после чего они смогут навсегда покинуть эту страну.