Литовско-Русское государство в XIII—XVI вв. - Александр Пресняков Страница 26

«Это был четный великокняжеский совет, но с политическими функциями».

Отсюда вопрос о праве и об обязанности совета, вопрос о различении двух явлений: бытового факта советования, акта думанья, и правового института думы, рады, о различении обычной практики и обычно-правового закрепления этой практики. Закрепление обычной практики становится фактом права, когда оно формулировано как обязательство, как положительное право, налагающее обязанность на одну сторону, предоставляя право другой.

И то еще разница: формулировка в форме обещания, привилегии равносильна ли установлению права получающей стороны или остается в воле дающего (споры об октроированных конституциях).

Вернемся к практике. Великий князь совещается с радой. Его грамоты и договоры издаются с упоминанием, что присутствовали такие-то. Что это: указание на соучастников решения или только свидетелей? Часто только второе, ибо упоминаются иной раз и придворные чины, не радные. Самая ссылка на совет и даже согласие рады дает такой же повод к разномыслию в толковании, как московское «по боярскому приговору». Во всяком случае заключать от этих фактов к каким-либо чертам ограничения власти господаря радой нет оснований. Если это явления правовые (а такими их надо признать), то это административное, не конституционное право. Исследователи колеблются в определении состава рады великого князя литовского и круга ее влияния и значения. Пред нами две точки зрения, которые можно признать типичными: Любавского и Довнар-Запольского.

Первый представляет себе раду со времен Витовта учреждением довольно-таки многолюдным: 4 католических епископа, 8 воевод (виленский, трокский, полоцкий, киевский, новгородский, витебский, подляшский, смоленский), 2 каштеляна (виленский и трокский), 3 старосты (жмудский, луцкий, городенский), уцелевшие областные князья, чины дворные (подчаший, крайчий, конюший и т. д.), а также новые должности, введенные по польскому образцу, как гетманы, маршалки, подскарбии. Зато участие в совещаниях до Витовта Любавский ограничивает князьями при обсуждении общегосударственной политики, допуская предположительно участие в великокняжеском совете бояр лишь в очень ограниченном смысле.

^{Костюм зажиточного горожанина. 1440-1450 г., реконструкция}

Оба эти мнения едва ли можно признать верными и обоснованными. Любавский пользуется для определения состава рады списками свидетелей, поручите лей, помянутых в великокняжеских договорах и грамотах. Но списки эти нельзя считать списками членов рады. Списки эти в различных документах имеют разное значение. Одно дело, например, акты унии и вообще важные акты политического характера: тут явно видна тенденция связать с договором участие лиц, имеющих вес и значение в политической жизни Литовско-Русского государства, тех, с кем должен был считаться и великий князь литовский.

В актах унии, действительно, характерно и многозначительно, что уния Ягайла 1387 г. закреплена лишь именами князей Гедиминова рода, а позднейшие акты поименовывают бояр — вельмож литовских. Но к вопросу о раде все это имеет лишь косвенное отношение: собрание князей-братьев — не рада, и указанное изменение в форме актов унии свидетельствует не о расширении состава великокняжеского совета, а о том, что рада, не участвовавшая в заключении первой унии как самостоятельная политическая сила, приобретает с XV в. это новое значение.

Иное дело документы королевской канцелярии — жалованные грамоты на землю, должности и т. п. Тут часто встречаем самых разнообразных «светков», в том числе представителей разного рода дворных урядов не только князя, но и княгинина двора. Считать их всех членами господарской рады нет ни основания, ни возможности, и характерно, как Любавский, приводя примеры мнимой рады по таким документам, сам выбирает из списков лишь высокородных сановников, опуская стоящие тут же рядом и на том же основании имена чинов незнатных, худородных.

^{Литовский рыцарь. Конец XIV века}

Нельзя не согласиться с Довнар-Запольским, что дворные чины как таковые в господарскую раду, как она сложилась во вторую половину XV в., сами по себе не входят; что встречающиеся подчас дворные чины в документах, несомненно, исходящих от рады, попали туда потому, что носившие их лица состояли членами рады не по этим дворным должностям, а на других основаниях. Лишь высшие лица двора — 2 маршалка, земский и дворный, и 2 подскарбия, земский и дворный, — стоят в конце официальных списков членов рады в XVI в., и нет повода думать, чтобы ее состав сузился.

Исходя из этих наблюдений, Довнар-Запольский различает господарскую раду от совета дворцовых чиновников, «рады наших врадников дворных, столовых», «consilium officialium et consiliarium curiae» ^[62] как особого от господарской рады учреждения. Настоящая же рада состоит во времена Витовта «из очень небольшого числа областных правителей». Довнар-Запольский поясняет это наблюдение ссылкой на документ, составленный в середине XVI в. и описывающий сложный состав позднейшей рады, поясняя, что ближайший совет великого князя составляли для consilia secretoria, собственно, 5 лиц ^[63]: епископ, воевода и каштелян виленские, воевода и каштелян трокские.