Большая игра. Британская империя против России и СССР - Михаил Леонтьев Страница 26

«Потеря двухсот или двух тысяч человек — это мелочи, а что касается смерти их командующего, то это даже меньше, чем ничто» ^[138].

Два года работала комиссия министров иностранных дел — русского Гирса и английского Гранвилла, которая закрепила российские интересы. Россия чуть-чуть сдвинула границу в Пандшере, уступив малозначительные перевалы. В последний раз Большая Игра чуть не сдетонировала в горах Памира, где люди генерала Петровского начали устанавливать границы и посты. Степень напряженности была такова, что несколько человек — десяток казаков полковника Ионова и британские гуркхи, с другой стороны, — реально могли спровоцировать большую войну.

На этом последнем этапе живейшее участие в Большой Игре принял национальный герой Финляндии маршал Карл Густав Маннергейм, тогда офицер русской императорской армии, командовавший кавалерийским отрядом в Китае и Монголии. Еще во время Русско-японской войны Маннергейм отправил в Генштаб проект военно-рекогносцировочной экспедиции, мотивируя это тем, что отсутствие карт затрудняет ведение боевых действий и сковывает наступательную инициативу. Экспедиция, продлившаяся два года — с 1906 по 1908 (как раз вот ровно сто лет назад), была замаскирована под научную, более того, по легенде, она являлась частью большой французской экспедиции. Результаты ее были высоко оценены государем. Опять же, как обычно в Большой Игре, главное, что осталось в памяти, — это культурно-историческое наследие. Это сделанные Маннергеймом тысяча триста фотографий, имеющих отношение к этнологии, географии, сотни путевых заметок, старинные книги, рукописи, предметы быта.

Забавно, что во время «зимней» — советско-финской войны 1940 года, когда Маннергейм возглавлял оборону Финляндии, наши заклятые союзники — англичане и французы — разрабатывали план вторжения в Россию «клещами»: с севера и юга через Кавказ и Центральную Азию. Как раз в духе той самой Большой Игры.

Весьма характерна разразившаяся в России романтическая истерия по поводу англо-бурской войны и несчастных свободолюбивых буров. Добровольцами воевать против англичан отправились в Южную Африку многие яркие представители русского общества, например будущий вождь октябристов Александр Гучков и поэт Николай Гумилев. Так же, как и у англичан, энтузиазм вылился в популярные куплеты: «Трансвааль, Трансвааль, страна моя, / Ты вся горишь в огне…»

«Британские неудачи в Южной Африке заставили многих русских подумать о том, что произошло бы с Англией, если бы ей противостояла не кучка голландских крестьян, а великая страна, такая как Россия. Эти соображения вызвали в определенных кругах здесь сильное стремление к немедленным агрессивным действиям со стороны России против Индии, Персии и Китая, и я считаю, что подобные действия могли бы быть предприняты, если бы на троне был другой император. Но этот ненавидит войну, и я думаю, что Россия ничего не предпримет» ^[139].

X.Хагерман, американский дипломат, 1900 год

Тем не менее две войны приходятся на царствование Николая Александровича. Две войны, последовательно приведшие империю к краху. Первая из них — Русско-японская, — поставившая рубеж в экспансии России на Восток, сыграла решающую роль в свертывании Большой Игры. Британия приняла деятельное участие в развязывании войны и прямо поддерживала Японию в ходе войны. Британские «наблюдатели» находились при штабах и на флагманских кораблях японского флота и во время атак на Порт-Артур и в Цусиме. Русско-японская война и для России, и для ее европейских «партнеров» была репетицией русско-германской, то есть мировой. Так же, как первая русская революция была репетицией второй. Если японцы оказывали прямую, в том числе значительную финансовую, поддержку самым радикальным силам первой революции, как и немцы — второй, то Британия была во главе морального давления, стимулируя оппозиционную деятельность либеральных, «умеренных» кругов в тылу воюющих армий.

«Англии нужна именно слабая Россия, подчиняющаяся указаниям из Лондона, а не Россия могущественная, способная возвышать свой независимый голос. Поистине трогательна нежная забота английской печати об укреплении русской Конституции. Но удивляться этим самоуверенным наставлениям и назойливому навязыванию своих рецептов для спасения России не приходится, раз известная часть русской печати с таким благочестивым вниманием прислушивается к изречениям английских менторов и вторит им, хотя лучше было бы перенять у тех же англичан небольшую дозу национальной гордости» ^[140].

Андрей Снесарев

«Англофилия, конечно, была распространена среди представителей русской элиты намного больше, чем русофилия в британском обществе. И это немудрено… В Британии существовала конституция, а русские аристократы мечтали о конституционном устройстве, они мечтали о палате лордов, они мечтали о том, чтобы государство предоставило им политические и гражданские права, они мечтали о статусе британской аристократии» ^[141].

Доминик Ливен

Себя, друзья, морочите вы грубо — Велик с Россией ваш разлад. Куда вам в члены английских палат: Вы просто члены Английского клуба… Федор Тютчев. 1865 год

Британская разводка.
На пути к катастрофе

Эпиграмма Федора Тютчева, как, собственно, и комментарий Доменика Ливена, относятся к середине XIX века, что только подчеркивает их актуальность впоследствии. Связка войны и революции: если бы не революция, Россия бы не проиграла в войне. Ни в одной — Русско-японской, — ни в другой. Так на то она и революция. След Русско-японской войны в российской политике гораздо глубже и глобальней, чем ее формальный результат. По Портсмутскому миру Россия отделалась половиной Сахалина и потерей своей первой океанской незамерзающей базы — Порт-Артура. Россия, как и Британия после второй афганской, можно сказать, устала и была готова к переговорам.