Деникин. Единая и неделимая - Сергей Кисин Страница 26

Керенский с тревогой следил за стремительным подъемом популярности генерала, читал в газетах его телеграммы о необходимости борьбы с «армейскими большевиками», разложением войск, тыла и пр. Выступать прямо против Корнилова, настроив против себя все офицерство и генералитет, для него было самоубийственным, игнорировать телеграммы — двусмысленным, идти у них на поводу — опасным. Необходима была пауза, время на размышление, время, которого не было. На министра-председателя давили с разных сторон — Савинков с фронта, Милюков почти что слева, крупнейший промышленник «прогрессист» Павел Рябушинский почти что справа. Керенский вынужден был пустить Корнилова в Ставку с жестким контролем за его действиями, чтобы вовремя обезвредить потенциального врага. Тем более что Ставка уже мало что значила, а вот оторвать его от войск фронта, которые за ним могли пойти в огонь и в воду, в том числе и на столицу, было тактически правильно.

16 июля Керенский прибыл в Ставку лично прощупать обстановку и разобраться с ситуацией в армии. Корнилова не было — сложное положение на фронте вынудило его остаться в штабе, хотя свое понимание ситуации он изложил письменно в специальной телеграмме.

То, что он услышал, совершенно повергло Керенского в шок. Оправдывался Брусилов, все на свете проклинал Клембовский, пожимал плечами Лукомский, щурил глаза Савинков, скептически взирал на всех поверх очков Алексеев. Однако особенно министра-председателя потряс доклад командзапа Деникина.

«С глубоким волнением, и в сознании огромной нравственной ответственности, я приступаю к своему докладу; и прошу меня извинить: я говорил прямо и открыто при самодержавии царском, таким же будет мое слово теперь — при самодержавии революционном», — начал генерал. Далее он подробно изложил полный развал фронта перед наступлением, вызванный, по его мнению, «приказом № 1» и дезорганизующей работой левых партий на фронте и самого бессильного правительства в тылу.

«В числе факторов, которые должны были морально поднять войска, но фактически послужили к их вящему разложению, были комиссары и комитеты.

Быть может, среди комиссаров и есть черные лебеди, которые, не вмешиваясь не в свое дело, приносят известную пользу. Но самый институт, внося двоевластие, трения, непрошеное и преступное вмешательство, не может не разлагать армии».

Далее Деникин скрупулезно излагал факты, способствующие полному параличу командования подразделениями и той рольи, которую в этом сыграли учреждаемые по воле правительства солдатские комитеты:

«Поход против власти выразился целым рядом смещений старших начальников, в чем, в большинстве случаев, приняли участие комитеты. Перед самым началом операции должны были уйти командир корпуса, начальник штаба и начальник дивизии важнейшего ударного участка. Подобной участи подверглись, в общем, 60 начальников — от командира корпуса до командира полка…

Учесть все то зло, которое внесено было комитетами, трудно, В них нет своей твердой дисциплины. Вынесенное отрадное постановление большинством голосов — этого мало. Проводят его в жизнь отдельные члены комитета.

И большевики, прикрываясь положением члена комитета, не раз безвозбранно сеяли смуту и бунт.

В результате — многоголовие и многовластие; вместо укрепления власти — подрыв ее. И боевой начальник, опекаемый, контролируемый, возводимый, свергаемый и дискредитируемый со всех сторон, должен был властно и мужественно вести в бой войска…»

Подытоживал Деникин совсем уже шокирующее для Керенского. Он даже не скрывал, что одной из главных причин поражения летней кампании стало его собственное руководство военным министерством:

«Я скажу более: У нас нет армии. И необходимо немедленно, во что бы то ни стало создать ее.

Новые законы правительства, выводящие армию на надлежащий путь, еще не проникли в толщу ее, и трудно сказать поэтому, какое они произвели впечатление. Ясно, однако, что одни репрессии не в силах вывести армию из того тупика, в который она попала.

Когда повторяют на каждом шагу, что причиной развала армии послужили большевики, я протестую. Это неверно. Армию развалили другие, а большевики лишь поганые черви, которые завелись в гнойниках армейского организма.

Развалило армию военное законодательство последних четырех месяцев. Развалили лица, по обидной иронии судьбы, быть может, честные и идейные, но совершенно не понимающие жизни, быта армии, не знающие исторических законов ее существования.

Вначале это делалось под гнетом Совета солдатских и рабочих депутатов — учреждения, в первой стадии своего существования явно анархического. Потом обратилось в роковую ошибочную систему».

Генерал вещал как пифия. Он не просто обличал, он предлагал собственный срочный выход из создавшегося положения: «Армия развалилась. Необходимы героические меры, чтобы вывести ее на истинный путь:

1) Сознание своей ошибки и вины Временным правительством, не понявшим и не оценившим благородного и искреннего порыва офицерства, радостно принявшего весть о перевороте и отдающего несчетное число жизней за Родину.

2) Петрограду, совершенно чуждому армии, не знающему ее быта, жизни и исторических основ ее существования, прекратить всякое военное законодательство. Полная мощь Верховному главнокомандующему, ответственному лишь перед Временным правительством.

3) Изъять политику из армии.

4) Отменить «декларацию» в основной ее части. Упразднить комиссаров и комитеты, постепенно изменяя функции последних.

5) Вернуть власть начальникам. Восстановить дисциплину и внешние формы порядка и приличия.

6) Делать назначения на высшие должности не только по признакам молодости и решимости, но вместе с тем по боевому и служебному опыту.

7) Создать в резерве начальников отборные, законопослушные части трех родов оружия как опору против военного бунта и ужасов предстоящей демобилизации.

8) Ввести военно-революционные суды и смертную казнь для тыла — войск и гражданских лиц, совершающих тождественные преступления».

Если вы спросите меня, дадут ли все эти меры благотворные результаты, я отвечу откровенно: да, но далеко не скоро. Разрушить армию легко, для возрождения нужно время. Но, по крайней мере, они дадут основание, опору для создания сильной и могучей армии.

Невзирая на развал армии необходима дальнейшая борьба, как бы тяжела она ни была. Хотя бы даже с отступлением к далеким рубежам. Пусть союзники не рассчитывают на скорую помощь нашу наступлением. Но и обороняясь и отступая, мы отвлекаем на себя огромные вражеские силы, которые, будучи свободны и повернуты на Запад, раздавили бы сначала союзников, потом добили бы нас.

На этом новом крестном пути русский народ и русскую армию ожидает, быть может, много крови, лишений и бедствий. Но в конце его — светлое будущее.