Смутное время в Москве - Сергей Шокарев Страница 26

За князем Василием Шуйским прочно утвердилась репутация человека бесчестного и склонного к интриге и обману. Говоря о воцарении Шуйского, князь И. Л. Хворостинин замечает, что царь Василий взошел на престол, «злые и лестные (лукавые. — C.Н.) поты свои утерев». Не менее сурово осуждает Хворостинин (а с ним и другие авторы) «лукавую» присягу, данную Василием Шуйским «всем, во царствии живущим». Тем не менее так называемая «Крестоцеловальная запись» Василия Шуйского является интереснейшим документом той эпохи. Она содержала обещание государя «всякого человека, не осудя судом с бояры своими, смерти не предать и вотчин и дворов и животов у братьи их и у жен не отъимати, будет которые с ними в мысли не были… да и доводов ложных мне великому государю не слушати, а сыскивати всякими сысками накрепко и ставити с очей на очи, чтоб в том православное христианство безвинно не гибло…» «Новый летописец» так передает слова присяги царя: «Что мне ни над кем ничево не зделати без собору, никакова дурна: отец виноват, и над сыном ничево не сделати; а будет сын виноват, отец тово не ведает, и отцу никакова дурна не сделати; а которая де была грубость при царе Борисе, никак никому не мстить». Бояре были крайне удивлены самой процедурой крестоцелования (впрочем, не обещаниями, в которых не содержалось ничего экстраординарного), и пытались отговорить царя «потому, что в Московском государстве тово не повелося». Однако Василий Шуйский настоял на своем.

Крестоцеловальная запись Василия Шуйского является первым в отечественной практике документом, дающим подданным гарантии и права. Обещание законного суда было первым шагом к правовому государству. Вероятно, царь исходил из тактических соображений — клятвенное подтверждение основ феодальной законности должно было сплотить общество и, в первую очередь, властную элиту и служилое сословие. Но при этом обозначалась и ценная перспектива. «Василий Шуйский превращался из государя холопов в правомерного царя подданных, правящего по законам», — замечал В. О. Ключевский. К сожалению, этой возможности не суждено было сбыться. И, прежде всего, из-за того, что сам Василий Шуйский часто отступал от данных им обещаний. В свидетельствах современников обвинение царя в том, что он «к единым же требище имея (проявлял интерес. — С.Ш.), которые во уши его ложное на люди шептаху», стало общим местом. Раскрывает атмосферу доносительства и неправого суда, процветавшего при этом государе, один уникальный документ — извет на сторонников Василия Шуйского, поданный королевичу Владиславу. Несмотря на явный характер доноса, он отражает существовавшие реалии. Согласно извету, думный дворянин В. Б. Сукин «сидел в Челобитной избе и людей в тайне сажал в воду по Шуйского велению и сам замышлял»; стольник В. И. Бутурлин «и на отца родного доводил»; стольники князья Г. Ф. Хворостинин, А. П. Львов, И. М. Одоевский и другие названы «шептунами» и «нанозщиками». Подтверждается этим документом и известие о пристрастии Шуйского к колдунам: спальник И. В. Измайлов «был у Шуйского у чародеев и кореньщиков. Ближе ево не было».

Современникам казалось, что в нарушении Шуйским своей присяга скрывается общая причина бедствий, постигших Московское государство при этом царе. Другие думали, что причиной наступивших смут является поспешное возведение Шуйского на трон узким кругом советников, без участия «всея земли». Как бы то ни было, в первые месяцы после смерти Лжедмитрия I его призрак обрел силу и значение, вновь стал знаменем для недовольных и мятежников. Царь Василий предпринял все меры, чтобы предотвратить развитие новой самозванческой авантюры. Труп Лжедмитрия I, извлеченный из скудельницы около Покровского монастыря, был сожжен, а царевич Дмитрий Углицкий признан святым мучеником, убиенным от злодея Бориса Годунова. Мощи царевича были перенесены из Углича в Архангельский собор в Москве, от них свершались чудеса и исцеления, подробные описания которых были разосланы по городам. Другие грамоты извещали о самозванчестве Гришки Отрепьева, который прельстил всех людей чернокнижеством и ведовством, о его злых умыслах искоренить православную веру и перебить бояр. Уверения в самозванчестве прежнего царя посылались от имени Василия Шуйского, Марфы Нагой и нового патриарха — Гермогена, ранее занимавшего епископскую кафедру в Казани.

Впрочем, все эти спешно предпринимавшиеся усилия по спасению положения оказались безрезультатными. Южные окраинные города восстали против царя Василия, называя его похитителем престола. «Царь Дмитрий», как утверждали его сторонники, уцелел во время переворота 17 мая и скрылся. Чем же было вызвано начало нового восстания? Социальные проблемы, копившиеся на протяжении предыдущих десятилетий, не были разрешены Лжедмитрием I. Но в то же время «царь Дмитрий» воплощал чаяния различных социальных групп и масс населения, воспринимавших его как «истинного» государя. Василий Шуйский, посаженный на трон московскими боярами, не воспринимался как народный, «праведный» государь. Обозначился и быстро углублялся разрыв между правящим сословием, вернее, правящей верхушкой и широкими массами населения. В восстании приняли участие не только холопы и крестьяне, страдавшие от крепостной зависимости, но также и городовое (провинциальное) дворянство, для которого московские бояре («сильные люди») также были притеснителями. Надежда на «праведного государя», исполнителя народных чаяний, заставляла верить в то, что изменники-бояре попытались, как и Годунов в свое время, убить царя, но тот снова спасся.

К возрождению призрака приложили руку любимцы Лжедмитрия — Михаил Андреевич Молчанов, бежавший в Самбор, где иногда представал в качестве чудесно спасшегося «царя Дмитрия», и князь Григорий Петрович Шаховской, которого на свою беду Шуйский сослал в Путивль, старинный оплот мятежа. Шаховской возмутил «украйны», а Молчанов вербовал польскую шляхту и казаков под знамена воскресшего самозванца идти воевать за московский престол. В Речи Посполитой зверское избиение соплеменников вызвало ярость, и многие рвались отомстить «московитам». Но у движения не было вождя, и вскоре он нашелся.

В новом движении, которое в честь его предводителя чаще всего именуется восстанием Болотникова, москвичи участия не принимали. Напротив, они твердо стояли против болотниковцев — ведь события, связанные с переворотом и убийством Лжедмитрия, были хорошо памятны жителям столицы. Они не верили в то, что Лжедмитрий мог спастись, и не сомневались в его самозванстве, в отличие от жителей южных и окраинных городов Российского государства.

Летом 1606 г. в Путивле появился человек, называвший себя «большим воеводой царя Дмитрия», — Иван Исаевич Болотников, который и возглавил движение против Шуйского. Его биография весьма примечательна. Он был боевым холопом боярина князя А. А. Телятевского и хорошо знал военное дело. Судьба принесла Болотникову немало испытаний — он попал в татарский, а затем и в турецкий плен, был рабом-гребцом на галере. В Средиземном море венецианцы напали на турецкий корабль и освободили всех пленных. В Россию Болотников возвращался через Венгрию и Польшу. В Самборе, в замке Мнишеков, Болотникова принял Молчанов, назвавшийся «царем Дмитрием», который пожаловал страннику 30 дукатов, саблю, бурку и письмо, по которому поручил ему командование войсками против Шуйского. Сам Болотников не сомневался, что перед ним царь, настолько сильна еще была магия царского сана. Вероятно, отсюда и происходит его твердость в борьбе против Василия Шуйского.