Товарищ Павлик. Взлет и падение советского мальчика-героя - Катриона Келли Страница 26

Первые сообщения об убийстве Морозовых даже в местных газетах появились лишь спустя две недели. Целый месяц понадобился на то, чтобы эту новость опубликовали в «Пионерской правде». Такая задержка может показаться совершенно неправдоподобной человеку, выросшему в обществе, где свободный обмен информацией является одной из основных его ценностей и главной функцией СМИ, но советская пресса никогда не ставила перед собой такой задачи. Все новости попадали в газеты только после тщательной цензуры. Факт убийства был обнародован, когда партийные работники и сотрудники ОГПУ сочли, что ситуация взята ими под контроль и что для пользы дела пора организовать общественное мнение. Первая публикация в «Тавдинском рабочем», органе местной партийной организации, появилась 17 сентября, на следующий день после заседания Тавдинского райкома партии, на котором обсуждалось убийство Морозовых и была принята резолюция: «В ответ на кулацкий террор ответим новым подъемом трудового энтузиазма». О последствиях этой публикации будет говориться в главе 4. На самом же деле расследование убийства началось втайне от общественности и даже от местных партийных начальников почти сразу после обнаружения тел 6 сентября 1932 года, то есть предположительно через три дня после совершения убийства.

Ранние записи расследования были в свое время приложены к другим официальным материалам по убийству Морозовых, собранным в два пухлых тома с печатью «Совершенно секретно» и штампом с двусмысленной надписью «Хранить вечно» на обложках. До 1997 года дело находилось в закрытом архиве НКВД в Свердловске/Екатеринбурге, затем его переправили в Государственную прокуратуру Свердловской области, а оттуда — в Центральную прокуратуру в Москве. С тех пор оно находится в столице (в 2002 году передано в Центральный архив ФСБ) ^[76].

Первый том составляют в основном около 500 писем от пионеров и школьников, требующих смертного приговора убийцам ^[77]. Второй том содержит собственно документы следственного дела — примерно 250 страниц показаний, в подавляющем большинстве — рукописных. Разобраться в них непросто: это толстый том переплетенных бумаг, относящихся к разным стадиям расследования, более или менее разобранных архивными работниками в хронологическом порядке, не всегда в той последовательности, в которой эти материалы фигурировали во время следствия. Документы не аннотированы и не содержат указателей, многие из них написаны выцветшими чернилами или, что еще хуже, полустертым карандашом на пожелтевшей от времени, крошащейся бумаге, часто — неразборчивым почерком. Грамматика и орфография некоторых участников просто ужасны (особенно это касается герасимовского районного участкового Якова Титова: он пишет, не разделяя слов и путая падежные окончания, а формулировки типа «об ответственности за дачу ложных показаний предупрежден, по существу дела показываю…» превращаются в «заложния показанания придупреждон, постоже посостовтву дела показываю»[14]).

По счастью, многие слова можно восстановить из контекста и по аналогии разобрать каракули в однотипных официальных анкетах, так что большая часть документов прочтению поддается.

Когда внешнее сопротивление материала было преодолено, выяснилось, что его понимание на более глубоком уровне столь же затруднительно. Дело № Н—7825 не предполагает быстрой разгадки нераскрытого преступления. Напротив, из него хорошо видно, как вокруг жестокого убийства детей на каждом новом витке выстраивается соответствующий нарратив, в который следователи пытаются вписать противоречивые показания герасимовских жителей и навязать им собственное, более «правильное» видение того, «что на самом деле произошло». «Неудобные» подробности свидетельских показаний при этом полностью игнорируются. Перефразируя высказывание американского историка Натали Земон Дэвис, можно сказать, что «дело об убийстве братьев Морозовых» — это «архивный вымысел»: свод рассказов, каждый из которых преподносит историю Павлика Морозова по-своему. В то же время не меньшее значение имеют рассказы, не содержащиеся в деле.