Леонид Леонов - Захар Прилепин Страница 26

«Генералов песня спета, / Бьём барона прямо в лоб, / Знамя Красное Советов / Понесём за Перекоп…» — такую передовицу сочинил Леонов накануне легендарного прорыва в Крым. Она, правда, так и не появилась в газете.

Инзенцы, в том числе и Леонов со своей боевой типографией, стояли в селе Строгановка возле Сиваша.

Главный удар Красной армии был намечен в тыл белогвардейцам: неожиданной атакой через ледяной Сиваш при отвлекающем прямом ударе на Перекоп. Прорыв был произведён силами именно 15-й Инзенской дивизии: леоновские однополчане, в числе которых была и упомянутая Александра Янышева, пошли ночью сквозь чёрные сивашские воды.

Но надо сказать, что не только они участвовали в том прорыве. В центре подразделений, совершивших одну из самых известных операций Красной армии, шла… ударная группа махновцев. Инзенская дивизия располагалась с одного фланга, Особая кавалерийская бригада Первой конной — с другого. А позади махновцев, для надёжности, разместили латышских стрелков. Мало ли что…

Первая попытка пройти через Сиваш была предпринята 4 ноября. Махновцы и 135-й полк 15-й Инзенской ушли в ночь по высокой воде. Но из-за прилива в Сиваше насквозь промёрзшие, заледеневшие бойцы вернулись назад.

Пятого ноября в Строгановку прибыла делегация: Сергей Каменев и Михаил Фрунзе, Будённый и Ворошилов; совещались. Леонов, работавший в политотделе, мог их видеть… Спустя десять лет он не раз будет сидеть с Ворошиловым за одним столом.

Седьмого ноября 1920 года до личного состава 15-й стрелковой Инзенской дивизии был доведён приказ, подписанный начдивом Раудмецом, военным комиссаром Бутковым и начальником штаба Ярчевским:

«Частям Южного фронта, и нашей дивизии в частности, к началу четвёртого года существования Республики Советов предстоит завершить победу над русской контрреволюцией, взять Крымский полуостров и навсегда покончить с врагами рабочих и крестьян.

Командирам, комиссарам и бойцам, учитывая всю важность момента и что борьба нашей республики решится за твердынями Крыма, напрячь все силы и всю волю к разрешению возложенных задач. Быть стойкими: помнить, что никакие жертвы не могут остановить бойцов Красной Армии в уничтожении её врагов…»

Приказ размножили через редактируемую Леоновым газету.

Следующую попытку штурма предприняли 8 ноября.

Первыми шли части 15-й Инзенской и 52-й дивизий — на этот раз они пересекли Сиваш и ошарашили ничего не ожидавших белых. 9 ноября их усилили подошедшие следом махновские части.

«Лавой хлынули через Сиваш, — так рассказывал Леонид Леонов о событиях тех лет в дни очередного советского юбилея. — Разве её остановишь, раскалённую человеческую лаву! Таких сил нет в природе. <…> Это был ветер. Ураган. Пёстрая лента. Стальная пружина крутилась, разворачивалась с гиком, в храпе коней и топоте копыт… Прокатилась мимо Джанкоя и… Ух, стра-а-ашно, ух, стра-а-ашно!»

Действительность конечно же была чуть сложнее: стальную пружину едва не скрутили обратно в первые же дни.

С 9 ноября Инзенская дивизия и кавалерия Махно штурмовали глубоко эшелонированные Юшуньские позиции — последнюю преграду на пути в Крым. Но 11 ноября белогвардейские части стремительно прорвали фронт Инзенской дивизии и стали заходить в тыл штурмовавшим Юшуньские позиции 51-й и Латышской дивизиям.

Появление белых частей в тылу предвещало почти неминуемое поражение, стихийное бегство через Сиваш и катастрофу всей военной операции.

На ликвидацию прорыва были брошены части 2-й Конной армии под командованием Филиппа Миронова и, как уже можно догадаться, вновь Крымская группа махновцев. В жутком бою белогвардейский кавалерийский корпус был фактически уничтожен.

После штурма Сиваша полурастерзанная Инзенская дивизия с боями вошла в Джанкой. Леонов был в составе передовых частей и стал свидетелем погони за оторвавшимся от своих белогвардейцем на улицах города.

Именно из Джанкоя 16 ноября 1920 года Фрунзе отправил Ленину телеграмму: «Сегодня наша конница заняла Керчь. Южный фронт ликвидирован».

Инзенскую дивизию перебросили на Симферополь, а затем отвели в селение Алёшки — чтобы обновить, подлечить и отправить на Польский фронт.

Что касается воинства Махно, то в конце ноября Красная армия вероломно и последовательно начала уничтожать подразделения своих бывших союзников, и Инзенская дивизия, где служил Леонов, ещё успела приложить к этому руку. Леонова перевели в другое место в конце января — и как раз с января инзенцы начали гонять по Одесской и Херсонской губерниям тех, с кем недавно шли через Сиваш.

Когда Леонов говорил, что мировоззрение его сложилось в Гражданскую войну, он, видимо, нисколько не кривил против истины. Тогда уже словно врождённое разочарование его в человечестве получило жуткие и кровавые подтверждения.

«И когда умирал какой-нибудь, елозя пробитым животом по несжатому полю, копошилось в нём безответное рыдание и делалась суета души», — напишет Леонов спустя два года в повести «Петушихинский пролом» об убитом в бою. И слово «человек» даже не произнесёт, заменив на безличное «какой-нибудь». И рыдание умирающего — безответное, как в самых первых стихах.

…Разрозненные и растерзанные махновские части с боями уходили на Украину, чтобы рассеяться там и навек пропасть…