Повседневная жизнь первых российских ракетчиков и космонавтов - Эдуард Буйновский Страница 26

С самых первых шагов своей практической деятельности я попал в несколько пикантное положение. С одной стороны, я — новичок, который впервые на стенде увидел нагромождение приборов, разъемов, проводов, что в совокупности называется системой управления и что мне в самое ближайшее время надо досконально изучить. Конечно, с помощью разработчика этих приборов. А с другой стороны, я должен контролировать их действия, следить за тем, чтобы ни один дефект, ни одна недоработка схемы не осталась за пределами их внимания. Здесь нужно выбрать правильную линию поведения по отношению к разработчикам. Если есть необходимость, приходи и честно говори, что не могу разобраться в схеме или не знаю, как работает тот или иной прибор. И всегда с их стороны была помощь и поддержка. Но и представитель заказчика, когда находил в их работе ошибки, дефекты и несоответствия документации (а это одна из основных его функций), должен не стараться, грубо говоря, «тыкать их носом» (бывали среди нас и такие), а по мере сил и возможностей предлагать им для рассмотрения варианты правильного решения. Я, например, со временем выработал для себя четкое и строгое правило: мои знания схемы, прибора должны быть если не выше, то, во всяком случае, на уровне знаний разработчиков. В дальнейшем это правило позволило мне принимать правильные, технически грамотные и обоснованные решения, всегда достойно представлять свое ведомство, на равных вести диалог с разработчиками и принимать активное участие как в решении принципиальных вопросов, так и в поиске схемных ошибок и распутывании сложнейших комплексных «узлов». Было приятно, что к твоему мнению прислушиваются и приглашают тебя не как контролера, а как специалиста, когда надо разобраться с каким-то сложным, запутанным вопросом.

По отработанной технологии и сложившейся практике создания систем подобного класса общая идея и задумки проектанта воплощались в чертеже, в схеме, макете. Далее конструкторская и технологическая документация попадает в монтажные цеха, где эти самые электрические и монтажные схемы прямо у тебя на глазах кропотливым трудом технологов, сборщиков и монтажниц превращаются в реальные сложнейшие и зачастую уникальные приборы. Мне нравились цеха пилюгинской фирмы. Они какие-то теплые, ярко освещенные и уютные, контингент — молодежь, здесь нет беготни, каждый занят на своем рабочем месте конкретным делом, разговор неторопливый, вполголоса. Температура, запыленность, влажность — параметры, которые для каждого производства должны быть свои и постоянно контролироваться. Особо жесткие требования в цехах, где собираются гироскопические приборы, — попасть в эту зону можно, только полностью сняв с себя одежду и облачившись в специальные костюмы, несколько раз в течение рабочего дня проверяется запыленность помещения — не более пяти-семи невидимых пылинок в одном кубическом метре воздуха. Но вот наступает время, когда первые, еще макетные образцы приборов будущей системы управления выходят из цехов и концентрируются в одном месте, где их собирают в единую схему. Вот тут-то на передний план и выходит совершенно уникальный отряд разработчиков — стендовики. Их уважительно и любовно все называли испытателями.

Комплексный стенд для нового изделия в упрощенном представлении — большое, светлое помещение, где на элементарных стеллажах аккуратно уложены приборы, опутанные со всех сторон разноцветными проводами, собранными в толстые кабельные жгуты и стволы. Да и задача вроде бы простая: при подаче питания на стенд нужно чтобы ничего не взорвалось, не загорелось, а все это сложнейшее переплетение приборов и кабелей работало в полном соответствии с программой, заложенной разработчиком. Каждый из сотрудников такого подразделения не только должен знать физическую суть и схему всего того, что развернуто на стенде, но и не гнушаться черновой работой: снять и заменить вышедший из строя прибор, разобрать и перебрать, если надо, весь стенд, перекладывать тяжеленные кабели и по тысяче раз отключать — подключать штепсельные разъемы и колодки (некоторые разъемы имели до сотни контактов и весили несколько килограммов). В общем, интеллектуал с некоторым «чернорабочим» уклоном. Все разработчики прямо-таки молились на стендовиков и моментально прибывали к ним на стенд по первому же их требованию. Начав свою военпредовскую деятельность на стенде, смело могу утверждать, что там трудились истинные энтузиасты своего дела, которые, не считаясь со временем и личными интересами, полностью отдавали себя этой сложной, но интересной и творческой работе. Вот у французского императора Наполеона была его любимая «старая гвардия», с которой великий полководец начинал свои первые победоносные походы в Африке и Европе. Император ценил, любил и берег эту свою гвардию, обращался к ней в самые трудные моменты. Вот такая же гвардия — «испытатели» — была и у Николая Алексеевича Пилюгина, и у Сергея Павловича Королева. Они беспредельно доверяли своим помощникам, верили их испытательскому чутью, они знали, что они их никогда и нигде не подведут и не подставят. Суровый по натуре, Сергей Павлович, например, с этой своей «старой гвардией» был прост и по-человечески душевен, всех их называл по имени, и у него даже голос, кажется, становился как-то спокойнее и мягче, когда он к ним обращался. И они все отвечали своим главным полной взаимностью. На любых испытаниях, особенно при пусках на полигоне, эти королевские и пилюгинские «маршалы» пропускали через себя все аварии, отказы, сбои, ошибки, нестыковки между системами различных организаций, а их природный ум и смекалка, дарования истинного испытателя, как правило, подсказывали в экстремальных условиях правильные решения. За что их и ценили и Королев, и Пилюгин и при каждом возможном случае представляли к наградам и званиям. Общение и деловые контакты с этими людьми многое дали и мне в моей последующей службе, а потом и работе. Я, так же как и все на стенде, не щадя своего пока единственного лейтенантского костюма, таскал кабели, несчетное количество раз подключал эти чертовы тяжеленные отрывные разъемы (по предстартовой циклограмме в момент отрыва ракеты от стартового устройства эти разъемы автоматически отстреливаются), ползал по схемам в поисках хитроумных «бобов», увлекался и как работник стенда спорил и что-то доказывал разработчикам, заставлял их переделать, улучшить схему или конструкцию прибора. Прошло немного времени, и стендовики стали относиться ко мне как к равному, чем я очень гордился.

Прошли еще пара-тройка месяцев моей самоотверженной работы на стенде, и где-то к лету шестидесятого года я уже достаточно прилично знал свою подопечную систему и заодно, как говорится, по ходу освоил специфику и тонкости обязанностей военпреда. Мне нравилась эта работа! Хорошо помню свой первый самостоятельный выход «на дело» в качестве заказчика. Где-то осенью мы с сотрудниками стенда Николаем Михайловичем Лакузо и Евгением Александровичем Дымовым (оба, кстати, из числа пилюгинских «маршалов») отправились в Загорск на огневые испытания («прожиг») двигателей ракеты Р-9, где работала и наша система управления. Для меня это все было ново и интересно. Здесь я впервые попал в компанию, которая очень скоро стала для меня родной и близкой. В этой большой и в общем-то дружной семье, главенствующую роль в которой занимали представители головной организации Сергея Павловича Королева, были и управленцы, и двигателисты, и заправщики, и наземщики, и телеметристы, и радисты, и еще много-много самых различных специалистов — участников сложнейшего процесса разработки, создания и испытаний современных по тем временам ракетных комплексов. Эта командировка в Загорск памятна для нас и одним печальным событием. Мы были на двух-трех предприятиях и на каждом из них участвовали в траурной церемонии прощания с разработчиками и испытателями, погибшими при взрыве ракеты и пожаре на полигоне в Тюра-Таме.