Страж - Джордж Доус Грин Страница 26

Завесы прошлого раздвигаются, и я вспоминаю один жаркий день. Маленький мальчик, слишком маленький даже для Отряда Юнцов, сжав от нетерпения кулачки, умоляет Оуэна рассказать о первом дне Кухулина-воина. Его глаза горят от предвкушения исполнения мечты. Он видит себя Кухулином и верит, что мальчик может быть центром всеобщего внимания и даже стать героем.

— И что случилось потом? Вы встретили врага? Он с кем-нибудь сразился?

Он бы очень хотел, чтобы так и случилось и чтобы Кухулин победил.

Оуэн начинает говорить, не открывая глаз, произнося слова медленно, словно нехотя. Я слышу его речь и понимаю его. Он знает, с каким выражением смотрит на него мальчик, хотя и не видит его, но чувствует его состояние по голосу. Он знает этот голос, живет в нем, черпает из него силы. Жаждущий слушатель. Это единственное, чего он когда-либо желал от жизни.

— Сразился? О да, он кое с кем сразился.

Кухулин издал крик, испугавший лошадей. Они сорвались с места и успели преодолеть половину внутренней территории замка, прежде чем мне удалось заставить их себя слушаться. Оуэн скакал за нами на молоденькой лошадке, издавая радостные вопли. Если бы у меня была свободна рука, и я мог бы хоть на мгновение отвлечься, то я бы огрел его чем-нибудь. Но я лишь осыпал его проклятиями, дабы он понял мои ощущения. В конце концов мне удалось успокоить лошадей, и они перешли на легкую рысь, хотя их шкуры все еще подрагивали, словно животным досаждали оводы, а их головы мерно поднимались и опускались, словно рука кулачного бойца.

— Куда теперь, великий рыцарь? — с сарказмом поинтересовался я.

Ирония была потрачена впустую. Кухулин не знал, что такое рыцарь, а если бы и знал, ему было наплевать на то, что я говорю.

— Вперед, к славе! — со смехом заверещал Оуэн, тащившийся за нами, и я чуть снова не потерял контроль над лошадьми.

— Ты что, совсем мозги потерял? — рявкнул я на него, натягивая вожжи. — Если он решил превратиться в маленького императора, то это не значит, что ты должен стать его глашатаем.

— Продолжай двигаться на запад, — неожиданно серьезным голосом сказал Кухулин.

Я изумленно повернулся к нему, но он продолжал смотреть на горизонт так, словно позировал для статуи Александра Великого. Я снова обернулся к Оуэну, тот ухмыльнулся, пожал плечами и, беззвучно шевеля губами, повторил приказание Кухулина.

— Слушаюсь, мой господин, — недовольно буркнул я, и колесница продолжила свой бег.

Мой сарказм отскакивал от Кухулина, как надутый свиной пузырь от скалы.

Через какое-то время мы оказались у границы провинции, в районе Слиб Фуат, близ озера Экстра. Кухулин стоял, опершись рукой о борт колесницы, очевидно размышляя над уготованной ему судьбой. Оуэн пел, а я тихо вскипал, гадая, сколько еще мне придется все это терпеть.

Дозор нес Коналл Кернах. Меня всегда забавляло то, что местные жители считали, будто одного человека достаточно для охраны границы провинции, но вслух я этого не стал бы говорить никогда. Когда речь шла о подобных вещах, у Коналла начисто пропадало чувство юмора. Впрочем, как и во всех остальных случаях. Коналл Кернах всегда выражал свои мысли официально, совсем не так, как обычно разговаривали люди. Это означало, что все должны были общаться с ним подобным же образом, все равно как со жрецом, а мне это никогда особенно не нравилось.

— Приветствую вас, — сказал Коналл. — Желаю вам победы.

Говорил он медленно и занудно, что соответствовало течению его мыслей.

— Коналл, — сказал Кухулин, потягиваясь и оглядываясь по сторонам, словно давая понять, что он случайно проезжал мимо, и ему внезапно пришло в голову остановиться, — отправляйся в Имейн, там скоро начнется большая попойка. У меня к этому, честно говоря, душа не лежит. Давай я немного посторожу вместо тебя.

— Возможно, ты вполне можешь присмотреть за теми, кто тебя сопровождает, — ответил Коналл, — но врата Ольстера должен охранять воин.

Он ухитрился одной фразой оскорбить нас всех. Кухулин не ответил, вместо этого покосившись в сторону озера Экстра, словно его что-то отвлекло. Коналл проследил за направлением его взгляда с жадностью собаки, следящей за тем, как куриная ножка отправляется в рот хозяина, и не увидел, что Кухулин незаметно вложил в пращу камень и начал ее лениво раскручивать. Я ничего не сказал, но был готов к тому, что сейчас может произойти. У меня возникло такое чувство, будто я снова сижу в толпе зрителей в одном из смердящих карфагенских театров, и вот-вот начну кричать богатому рогоносцу, что его жена целуется с любовником у него за спиной. Кухулин внезапно взмахнул рукой и пустил камень прямо в дышло колесницы Коналла. Деревянная чека, соединявшая дышло с возком, разлетелась на два куска, а лошади двинулись вперед и выдернули дышло из возка, который наклонился, выбросив Коналла Кенаха вместе с его достоинством из колесницы. Казалось, что ему внезапно пришла в голову мысль нырнуть вдогонку за лошадьми. Он врезался в землю, грохоча доспехами о камни.