Песнь меча - Розмэри Сатклиф Страница 26

У южных берегов Хоя [62]три боевых корабля стояли на якоре, ожидая прилива, чтобы пробраться вдоль западного края пролива Пентленд-Ферт и вверх к плавучим льдинам, которые защищали флот оркнейских ярлов, — могучий «Морской змей» Торштена Олафсона, «Дикий конь» и «Звездный волк». Их команды отдыхали перед последним, долгим рывком до самого берега ярла Сигурда [63].

На пятом весле с правого борта «Морского змея» сидел Бьярни, уперев локти в колени и задумчиво жуя кусок пресной лепешки, которой запасся, не успев толком позавтракать.

Прошло полтора года с тех пор, как он крестился, стоя на коленях в дверях серенькой церквушки на Айоне, перед самым отливом. Когда он оглядывался назад, ему казались странными те напряженные раздумья перед принятием решения. В конце концов это не так уж и важно. Леди Од была довольна, и он почувствовал себя своим среди товарищей-христиан; на праздники он чаще всего приходил к алтарю Белого Христа, который Торштен поставил рядом с древними алтарями знакомых темных богов. Вот и все. Может, для Бьярни это имело бы гораздо большее значение, ходи брат Гисли по земле людей; но когда «Фионула» покинула Айону этой весной, он отошел в мир иной, оставив после себя небольшой серый камень на монастырском кладбище и нового брата, ухаживающего за ягнятами.

Набив рот сухой лепешкой рядом с Лифом Кетисоном, который стучал костяшками пальцев правой руки о левую, Бьярни стал вспоминать последние четыре года с того дня, как Рафн вручил ему меч и изгнал из поселения. Четыре лета плаваний превратили его в опытного моряка, умеющего править кораблем в любую погоду и в любом море. Четыре лета плаваний, за которые у него наконец-то отросла борода — короткая, все еще юношеская, но густая, так что капитан Дублинского гарнизона вряд ли нашел бы в ней изъяны. Но лучше уж служить Онунду и Торштену и плавать между островами.

Это были славные годы. Он вдруг понял, что вспоминает их как пройденную часть жизни, и, рассердившись, мотнул головой, словно желая отогнать дурную мысль, которая пришла из ниоткуда — хотя нет, причина у нее все же была. Между островами подул новый ветер, как сказал брат Гисли, — тревожный. Многие вожди, даже Афлег — повелитель Барры и отец Эсы, уже подняли якорь и направились в Исландию; говорили, там много плодородной земли, которая только и ждет своего хозяина.

Холодный ветер доносил слухи о волнениях в Норвегии; король Харальд Прекрасноволосый вновь вышел в море. Многие слишком хорошо помнили, как в прошлый раз он приплыл в западные моря, чтобы покорить острова. И сам Онунд, как говорили, вернулся в Норвегию вместе с Трондом, своим боевым товарищем, чей отец недавно скончался — началась неразбериха с наследством, и Харальд заявил свое право на земли конунга. Старое поселение Барры разваливалось на части, и не только оно.

Может, поэтому, из-за раскола и брожения среди вождей, самые могущественные повелители — Рыжий Торштен и ярл Сигурд с Оркни — созвали совет.

Стоя высоко на носу «Морского змея», Торштен поднял руку: якорь вытянули из воды, и огромный парус с голубыми и красными полосками с треском взмыл по мачте, а за ним, за кормой, паруса «Звездного волка» и «Дикого коня». Бьярни, тянущий якорную цепь, не замечал особой разницы между блестящей на солнце водой сию секунду и минуту назад. Но Торштен — как и Онунд — мог вести корабль в густом тумане, ориентируясь по волнам и шуму моря, угадывая по ним очертания морского дна, которые знал не хуже, чем рифы и утесы над водой. Оба они чувствовали таинственные морские глубины глазами, ушами и подошвами ног.

Ветер надул паруса, и три ладьи заскользили вперед, подгоняемые юго-западным бризом, в опасные воды пролива Пентленд-Ферт. Вскоре они приблизились к пенистой полоске воды и повернули на север, лавируя между Хоем и Саут-Роналдсеем [64]. Ненадолго Хой заслонил от них ветер, волны стихли и стали темно-зелеными. Гребцы спустили паруса и вновь сели за весла, чтобы ввести небольшой флот в гавань вотчины ярлов. Четыре дня ярл Сигурд, его сын Гутторм, Рыжий Торштен и мудрейшие, могущественные вожди совещались друг с другом на открытых высотах пустошей, куда ни один человек не мог прокрасться незамеченным, чтобы подслушать их разговор. Не на Мут-хилл, окруженном зарослями ивняка, а на Стоячих камнях [65], оставленных здесь еще древними народами, потому что это был не совет общины, а собрание чужеземцев, среди которых были люди с материка, не похожие на викингов и жителей Вест-Коста [66], — суровые племена, с голубыми отметинами на груди и лбу; они прекрасно изъяснялись по-норвежски с ярлом и его людьми, но между собой говорили на родном языке, который звучал таинственно и мрачно, напоминая Бьярни брызги грозового дождя на сочной летней листве.