История древней Испании - Юлий Циркин Страница 25

Поэтому можно говорить, что интересующий нас текст был составлен до падения Бит-Адини и даже до постройки Калаха, т. е. приблизительно на рубеже X—IX вв. или, самое позднее, в начале IX в. до н. э. Воспоминание о сравнительно недавнем разделении еврейского царства могло в таком случае отразиться в объединении Иудеи и Израиля в мысли автора, все еще рассматривающего их как одного торгового контрагента: он еще не привык, что это два независимых государства (в конечном счете с различной экономикой, что было очень важно для тирских торговцев), а не части единого царства Давидидов. Текст, вставленный в пророчество Иезекиила, утверждает, что Таршиш за тирские товары платил серебром, железом, свинцом и оловом. Здесь нет никаких упоминаний о золоте, слоновой кости, обезьянах и павлинах. «Таршишский корабль» Соломона, привозивший все эти редкости, ходил за море вместе с кораблем царя Хирама (I Reg. X: 22) на основании торгового соглашения между царями ^[255]. Связи между владыками Тира и Иерусалима были довольно тесными с самого начала царствования Соломона (I Reg. V). Так что плавания «таршишского корабля» можно отнести к любому времени совместного правления Хирама и Соломона, т. е. между 965 (год воцарения Соломона) и 936 (смерть Хирама) гг. до н. э. Видимо, этот промежуток можно сократить. Упоминания богатства Соломонова двора и обширной торговли, плоды которой во многом способствовали этому богатству, содержатся в той части I Книги Царей, которая повествует о событиях до политического кризиса, который начался с династическими изменениями в Египте ^[256]. В таком случае заморские экспедиции тоже надо отнести ко времени между 965 и 945 гг. до н. э.

Перечисление самых разных топонимов и этнонимов роднит этот текст Иезекиила с «Таблицей народов» (Gen. X), с которой порой его сравнивают ^[257]. Но между этими двумя текстами есть принципиальная разница. В «Таблице народов» только немногочисленные потомки Иафета выделяются по географическому принципу. Остальные государства и народы группируются по принципу чисто политическому: те, кто был дружествен Иудее или кого иудеи хотели представить таковыми, включаются в число потомков Сима, недружественные — Хама. Этим объясняется кажущаяся хаотичность нагромождения топонимов. В «финикийском пассаже» Иезекиила политические пристрастия автора не играют никакой роли в группировке стран и народов. Вся она подчинена чисто практической цели: объединить различные территории по удобству их торговых связей с Тиром и по товарам этих территорий. Создается впечатление, что автор обобщает уже существующую практику тирской торговли. Значит, такие товары в соответствии со странами и их группами уже приходили в Тир до этого.

Все это позволяет предполагать, что те таршишские товары, какие в этом тексте названы, приходили в Тир уже до его составления. И даже если составление текста отнести ко времени, непосредственно предшествующему постройке Калаха, начало поступления именно тех товаров Таршиша, о которых говорится в тексте, надо отнести, по крайней мере, на поколение назад, т. е. не позже, чем к рубежу X—IX вв. до н. э. Следовательно, содержание торговли Тира с Таршишем радикально изменилось приблизительно за пол столетия, за вторую половину X в. до н. э.

В IX в. в Тире резко обострилась социальная и политическая борьба. Возможно, в это время тирские земледельцы выступили с оружием в руках, требуя новых земель за пределами государства (Curt. Ruf. IV, 4, 20). Курций Руф связывает выступление земледельцев с частыми землетрясениями, которые и вынудили крестьян к выдвижению требования отправки за море. О страшной засухе в Тире в то же время сообщает Иосиф Флавий (Ant. Iud. VIII, 13, 1). Возможно, к этому времени уменьшается количество лесов ^[258]. Ухудшение экологической ситуации, видимо, также послужило толчком к возобновлению колонизации ^[259]. Однако экология явно не была единственной и, пожалуй, далеко не главной причиной колонизационной активности тирийцев. Саллюстий (lug. 19, 1) выделяет две причины выселения из Тира: перенаселение и внутреннюю борьбу, когда часть знати из жажды власти «возбудив плебс и других людей, жадных к новизне», отправилась основывать новые города. Выражение res novae, использованное историком, означает не просто новизну, но социальный и политический переворот. Упомянутые автором знать и плебс соответствуют финикийским терминам «могущественные» ('drnm) и «малые» (s'rnm). И те и другие были частью гражданского коллектива. Но в колонизации, по словам Саллюстия, приняли участие и «другие» (alii). По-видимому это были «жители» города, стоявшие на более низкой ступени, чем граждане, и они надеялись получить за морем полноценный гражданский статус. Это все сопровождалось политической борьбой. Так, Лептис был основан людьми, бежавшими от гражданских раздоров (Sal. lug. 78, 1). Группой оппозиционной знати во главе с царевной Элиссой был основан Карфаген (lust. XVIII, 4—5).

Показателем политической нестабильности в Тире была частая смена царей (los. Contra Ар. 1,18). Узурпатор Итобаал, пришедший к власти в 887 г. до н. э. ^[260], был, со своей стороны, заинтересован в создании новых городов, куда он мог бы отправить своих реальных и потенциальных противников, включая сторонников прежнего царя. Возможно, этим объясняется основание именно Итобаалом Ботриса в самой Финикии и Аузы в Африке (los. Ant. Iud. VIII, 13, 2). Вероятно, эти события можно считать началом второго этапа финикийской колонизации.

На этом этапе изменяется ареал финикийской колонизации. В Восточном Средиземноморье возможности финикийской колониальной экспансии были очень ограничены. Из Эгеиды финикийцы были вытеснены. В одних местах это произошло после войны с греками, как это было на Родосе (Ath. VIII, 360е). В других, возможно, изменение населения было сравнительно мирным, если греки Мелоса начинали свою историю с основания общины финикийцами. С Фасоса финикийцы были изгнаны, вероятнее всего, в результате так называемого второго великого переселения фракийских племен в IX в. до н. э. ^[261], хотя поселившиеся на острове фракийцы восприняли культ Мелькарта, который передали позже прибывшим туда грекам ^[262]. В Элладе в условиях формирования полиса места для чужеземной колонизации не было ^[263]. Греко-финикийская торговля продолжалась, некоторые финикийцы могли селиться в греческих городах и даже приобретать там гражданство, как предки Фалеса в Милете (Her. I, 170; Diog. Laert. I, 22), но создать собственное поселение не могли. Не лучше для финикийцев обстояли дела там, где уже существовали достаточно сильные централизованные государства. В них финикийцы тоже активно торговали, но в лучшем случае могли иметь особый квартал в городе, как «лагерь тирийцев» в Мемфисе (Her. II, 112). В этих условиях ареной финикийской колонизации оказывается Центральное и Западное Средиземноморье.