Войны и кампании Фридриха Великого - Юрий Ненахов Страница 25

При этом Фридрих унаследовал у своего отца многие черты, весьма странные для своего высокого королевского сана. В общении с офицерами и солдатами он производил скорее впечатление грубоватого и фамильярного служаки-полковника, чем венценосной особы. Собственно, по этой причине армия и именовала его «Старым Фрицем».

Известен случай, когда в 1752 году несколько десятков солдат гвардейских полков составили заговор с целью вытребовать себе некоторые льготы и права. Для этого они отправились прямо во дворец Сан-Суси, где находился король. Фридрих заметил их издали и, угадав их намерения по громким голосам, пошел навстречу бунтовщикам с надвинутой на глаза шляпой и поднятой шпагой (отметим, что караулы в местах расположения короля всегда носили скорее символический характер и сейчас вряд ли могли помочь ему). Несколько солдат отделились от толпы и один из них, дерзко выступив вперед, хотел передать Фридриху их требования. Однако прежде, чем тот открыл рот, король рявкнул: «Стой! Равняйсь!» Рота немедленно построилась, после чего Фридрих скомандовал: «Смирно! Налево кругом! Шагом марш!» Незадачливые бунтовщики, устрашенные свирепым взглядом короля, молча повиновались и строевым шагом вышли из дворцового парка, радуясь, что так дешево отделались.

Да, действительно, Фридрих весьма пренебрежительно относился к вопросам жизни и смерти рядовых солдат. Но стоит ли этому удивляться? Войны XVIII века были «спортом королей», и солдаты играли в них лишь роль бессловесных статистов, оловянных игрушек, которых можно было при желании выстроить стройными рядами, а при желании — спрятать в короб-ку (другой вопрос, что король Пруссии сплошь и рядом ходил в атаку под пулями рядом со столь «презираемыми» им рядовыми). И потом, у Фридриха были причины с недоверием, а порой и жестокостью относиться к личному составу своих полков: вспомним, из кого во многом состояла прусская армия — из чужестранцев-наемников, завербованных порой насильно — «за кружку пива». Под конец Семилетней войны под ружье стали ставить даже только что взятых военнопленных, что, разумеется, не добавило пруссакам чувства доверия к своим вновь обретенным солдатам.

Я не вполне уверен, что у Фридриха, было излишне много причин жалеть жизни своего весьма разношерстного воинства, но вот государь император Петр Великий, например, положил жизни десятков тысяч своих переодетых в солдатскую форму мужичков на алтарь победы в Северной войне с еще меньшим сожалением, и никто почему-то всерьез не ругает его за это.

Интересно, что сам Фридрих (как это вообще было свойственно его натуре) на словах и особенно в своих письменных трудах всячески порицал им же самим введенный принцип насаждения дисциплины. «Солдаты — мои люди и граждане, — говорил он, — и я хочу, чтобы с ними обходились по-человечески. Бывают случаи, где строгость необходима, но жестокость во всяком случае непозволительна. Я желаю, чтобы в день битвы солдаты меня более любили, чем боялись». Действительность, как видим, мягко говоря, несколько отличалась от фридриховских лозунгов.

При этом (несмотря на все неприглядные стороны военной службы нижних чипов и вообще низкий моральный облик прусской армии) Фридрих строго следил за соблюдением в войсках дисциплины в отношении населения. Это же правило распространялось на пребывание армии в оккупированных вражеских странах: малейшее мародерство каралось немедленно и неукоснительно. Король требовал, чтобы даже продовольственные реквизиции сводились к минимуму: за все приобретения прусские фуражиры платили звонкой монетой. Все это имело под собой вполне реальную почву: Фридрих не хотел неприятных сюрпризов в своем тылу.

Это же касалось его поразительной веротерпимости: например, во время Силезских войн монахи католических монастырей не раз вели переговоры с австрийцами и передавали им информацию о расположении и маневрах пруссаков. Многие генералы рапортовали королю о необходимости покарать виновных. «Боже вас сохрани, — отвечал на это Фридрих, — отберите у них вино, но не трогайте их пальцем: я с монахами войны не веду». В сравнении с армиями Франции и Австрии, чья солдатня отличалась крайней разнузданностью, пруссаки казались вообще ангелами во плоти. Да и вполне дисциплинированные русские частенько прибегали к повальным грабежам и насилиям, причем это было не «грустными издержками военного времени», а являлось частью общей тактики «выжженной земли», с успехом применявшейся елизаветинскими генералами в Семилетнюю войну. Вся Померания, например, была сплошь выжжена войсками Фермора по его особому приказу. С этой же целью русские пускали вперед авангарды из диких татар и калмыков, а также и не менее диких казаков, объясняя совершаемые ими преступления отсутствием у последних «регулярства».

К этому примешивались сильнейшие религиозные репрессии, которые совершались австрийцами и французами с благословления папы: во время Силезских войн, например, венгры попытались физически уничтожить всех «еретиков» в Словакии (гуситов). Фридриху (а он сразу при восшествии на престол объявил себя «протектором» лютеранской религии в Германии) даже пришлось пригрозить, что адекватные меры будут приняты и к католикам прусской Силезии — только этот шаг несколько привел в чувство Вену и Рим.

Чрезвычайно мягким было отношение Фридриха к пленным. Если не считать того факта, что последних частенько насильно вербовали в прусскую армию, а остальном их положение было вполне сносным. Пленных содержали в приличных условиях, исправно кормили и даже одевали. Жестокость по отношению к содержащимся в заключении врагам категорически запрещалась. Известен случай, когда королю представили на рассмотрение рапорт на пенсию одному старому фельдфебелю. Однако Фридрих (отличавшийся феноменальной памятью) вспомнил, что за 15 лет до этого, в кампании 1744 года, тот был уличен в «низком поступке против своих солдат и в жестокости с пленными». Вместо подписи на рапорте король нарисовал виселицу и отослал его назад.

* * *

Что же стало причиной множества громких побед Фридриха над многочисленными армиями его врагов? По мнению Г. Дельбрюка, успехи прусской армии «во многом зависели от быстроты ее маршей, умения искусно маневрировать, скорости стрельбы прусской пехоты, мощности кавалерийских атак и подвижности артиллерии». Всего этого, примерно в середине своего правления, Фридрих II действительно достиг. О каждом из этих факторов я и скажу в следующих главах.