Ришелье - Франсуа Блюш Страница 25

Все усилия Ришелье по сохранению доверия своего господина и получению от него одобрения его действий оказались бы напрасными, если бы окружение короля отвергало или хотя бы оспаривало идеи кардинала, подрывая этим его влияние. Чтобы завоевать несколько квадратных футов кабинета Его Величества, кардиналу приходилось весьма внимательно наблюдать за окружением короля, особенно за его духовниками и фаворитами.

Духовниками всегда, вплоть до 1773 года, были иезуиты. Исключив раз и навсегда конкуренцию — ораторианцев, доминиканцев, капуцинов и другие ордена, — монархия исключила возникновение бесконечных и отвратительных ссор между претендентами. Взамен она поместила корону Франции под опеку (или подобие опеки) сынов Игнатия Лойолы. Иезуиты, верные девизу своего основателя, действовали «к вящей славе Господней». Им, преданным своему четвертому обету (безоговорочное подчинение папе), не было никакого смысла покровительствовать королевству Французскому. В обстановке Контрреформации странно было бы, если бы орден иезуитов не служил в первую очередь интересам католических королей Испании, страны, сохранившей себя от протестантизма, а также владениям Австрийского дома, венского Габсбурга, правителя Священной Римской империи, с трудом мирившегося с религиозной двойственностью.

В подобных условиях король Франции должен был сохранять трезвость ума и критически относиться к словам своего духовника. Что касается последнего, то, даже имея собственные взгляды на управление государством, ему надлежало быть достаточно честным или достаточно мудрым, чтобы не стать политическим советником монарха. В принципе он был всего лишь доверенным лицом короля, проводником его душевных порывов, но не его политических решений. Нельзя сказать, что восемь королевских духовников периода Людовика XIII верно следовали этой программе.

Отец Котон при Генрихе IV был великолепен — ловкий, осторожный, твердый, тонкий. Ему досталась задача не из легких — его подопечным был бывший гугенот, которого многие французы считали обратившимся только ради выгоды. В целом отец Котон оставил хорошие воспоминания о своей нелегкой службе. Не имея возможности заставить короля отказаться от брани, он нашел компромисс. Вместо «В Бога! В душу!» Беарнец постепенно привык ругаться «Черт возьми!». Но, воспользовавшись периодом регентства и поощрением Марией Медичи, Пьер Котон не просто воспитал в сыне Генриха IV крайнюю набожность, но также способствовал в 1615 году «испанским свадьбам» и нахваливал Людовику XIII испанскую монархию. Его знаменитая осторожность в политических делах в период правления Людовика XIII претерпела некоторые изменения. Он ушел со своего поста в 1616 году. Следовательно, с самого раннего детства у Людовика XIII был духовник, склонный выходить за пределы своей роли. Разумеется, к 1616 году епископ Люсонский имел время заметить подобное поведение и извлечь из него уроки.

Арну, пришедший на смену Котону, был навязан королю Люинем. Он не старался уменьшить воинственность своего подопечного, вовлеченного в новую религиозную войну. Зато, как ни странно, он позволил себе — слишком рано и слишком открыто — критиковать Люиня, что способствовало его падению. В очередной раз вмешавшись в то, что никоим образом его не касалось, Люинь предложил королю отца Сегирана, которого это повышение, похоже, «опьянило» (Р. Пиллорже). Он тут же вышел за границы своей роли, претендуя на власть над епископами. Но самой большой его глупостью было то, что он решил, будто король одобряет грубость в отношении королевы-матери. Это привело к его отставке в последние дни 1625 года.

Отцу Сегирану наследовал Жан Сюффрен. Любопытно, что на этот раз Людовик выбрал себе в духовники исповедника своей неуемной матушки. Подозрительный Ришелье посчитал нужным дать отцу Сюффрену осторожные советы: «Не стремитесь распоряжаться епископствами и аббатствами, ведь подобные вещи зависят непосредственно от короля, как и все другие милости». Напрасная трата времени. Духовник пожелал выбирать — или рекомендовать — епископов. В остальном он, насколько возможно, действовал в интересах партии королевы-матери, обличая Ришелье как жестокого преследователя своей покровительницы. Подобная наглость и послужила причиной его отставки. До того момента кардинал не добился от королевских духовников какого-нибудь прока для себя.

Больше повезло ему с отцом Мелланом, с которым он уже был знаком по Авиньону. Редкая птица, этот добрый отец Меллан исполнял свои деликатные обязанности, никогда не посягая на политику. Тем более он никогда не предавал доверие главного министра. К несчастью, он умер 4 октября 1635 года. Тогда Ришелье назначил на эту должность некоего Гордона, по происхождению шотландца. Выбор оказался неплохим. Когда Рим и орден иезуитов начали давить на него, требуя вынудить Людовика отказаться от войны с королем Испании, он уведомил об этом Ришелье, тотчас пресекшего это дело.

Воодушевленный двумя предыдущими избранниками, кардинал в 1637 году назначил духовником отца Николя Коссена, последователя Франциска Сальского и моралиста. Список его обязанностей оставался прежним: он был обязан заниматься только грехами Его Величества. Никаких государственных дел. На самом деле Коссен очень быстро начал вмешиваться во все, не скрывая от короля своих взглядов. Он высказывал свое мнение о мадемуазель де Лафайет, об испанской войне, о налогах, о политике кардинала в отношении империи. 8 декабря добрый отец буквально бросился к ногам своего суверена, умоляя его заключить мир с католической Испанией. Он зашел слишком далеко, поскольку заключение мира означало опалу Ришелье. Два дня спустя Людовик XIII выслал Коссена в Бретань. Кардинал спустя некоторое время осознал свою ошибку: этих королевских духовников невероятно трудно выбрать и за ними почти невозможно уследить! Орден иезуитов ловко отмежевывался от неосторожных. Он опасался, что король Франции, подталкиваемый своим главным министром, не примет духовника, выбранного против воли последнего. Однако Ришелье не собирался восстанавливать против себя сынов Лойолы и назначил очередного иезуита — старого, почти восьмидесятилетнего, который показался ему внушающим доверие.

Этого нового королевского духовника звали Жак Сирмон; по мнению «Ля Газетт» он был «одним из ученейших людей Европы». Ришелье дал ему понять, что духовник не вмешивается ни в политику, ни в государственные дела, ни в раздачу бенефиций — он лишь исповедник короля. Сирмон тут же начал побуждать Людовика XIII посвятить королевство Деве Марии, «но в 1642 году он все же вмешался в политику» (Ж. Минуа), высказав свое мнение по делу Сен-Мара; а в 1643 году пытался диктовать королю законы будущего регентства, и уже этого король ему простить не смог.

Эта короткая история о королевских духовниках на самом деле напрямую касается нашего героя. Она показывает, что «человек в красном», ужасный и опасный кардинал-министр не был таким уж всемогущим; что его уловки не всегда удавались и не всегда были безошибочными. Через духовников Его Высокопреосвященство хотел держать короля в руках. Это удавалось ему едва ли в половине случаев.