Крымская кампания 1854-1856 гг. Восточной войны 1853-1856 гг. Часть 3. Противостояние - Сергей Ченнык Страница 25

Маневр завершали также быстро, как и начинали. 14 сентября Владимирский полк уже в 5 верстах от Бахчисарая разворачивает цепь охранения войск аванпостами, обозначая линию границы территории, контролируемую русскими. За эту линию проходят остальные войска.

14(26) сентября, желая удостовериться, что союзники не преследуют и одновременно расчистить сообщение с крепостью, Меншиков приказывает полковнику Хрущёву с Волынским пехотным и двумя батальонами Углицкого егерского полка с артиллерией, сотней пластунов, полусотней казаков провести разведку долины Черной речки и спуска с Мекензиевых гор. При постановке задачи предполагалось атаковать встреченного неприятеля. До 15 часов 15(27) сентября Хрущёв находится в движении, неприятеля не обнаруживает, но удостоверяется, что союзники полностью очистили Северную сторону, о чем донес главнокомандующему, отправив к нему прапорщика Маклакова. После этого войска отходят к главным силам. Меншиков, убедившись в удачном завершении маневра, отправляет об этом донесение в столицу, заодно избавившись от назойливого флигельадъютанта императора Альбединского.

16(26) сентября Меншиков, узнав, что союзные силы уже в полном составе перешли на южный берег Черной речки, выдвинулся к Бельбеку и в течение суток занял его. 17(29) сентября русские войска вновь заняли Северную сторону. Туда через бухту перевезли не успевшие уйти из города полковые обозы.

В этот же день генерал Жабокрицкий авангардными войсками занял Инкерманский спуск, «запечатав» союзные войска южнее крепости и полностью взяв под контроль территорию северо-восточнее и севернее Севастополя.

17(29) сентября все закончили: в этот день Меншиков приказывает перевести с Бельбека и Качи войска на Северную сторону Севастополя, что вызвало среди гарнизона и обывателей крепости всплеск положительных эмоций: «…наше появление после пятидневного отсутствия, произвело неописуемую радость в гарнизоне Севастополя». В город вводились Московский пехотный, Бородинский и три батальона Тарутинского егерских полков. Вслед за ними введены только что прибывшие два запасных батальона Волынского и Минского полков в полном составе, два Черноморских пеших батальона. Волынский пехотный полк оставался при главной квартире на высотах левого берега Бельбека. Хрущёва, одного из немногих генералов, которым доверял, Меншиков предпочитал держать рядом.

Теперь уже неприятель в Евпатории оказывается отрезанным от своих войск, и союзники будут вынуждены держать там гарнизон, который был бы совершенно не лишним в траншеях под Севастополем. С этого времени Евпатория перестает играть роль передовой базы снабжения. Сложилась парадоксальная, в тоже время часто случающаяся на войне ситуация: хотя русские были в тяжелом положении, но и враг находился там, где его хотели видеть.

Только выйдя из Севастополя, никого не поставивший об этом в известность Меншиков (вот почему многие сочли его действия предательством и бросанием крепости на откуп судьбе), приказал лейтенанту Стеценко вернуться в город с информацией для Корнилова, в которой говорилось:

1. Войска покидают Севастополь, для «…совершения известного Корнилову движения».

2. Войска постараются уйти до приближения неприятеля к Севастополю.

3. Меншиков не потеряет из вида Севастополь, и в случае, если союзники попытаются атаковать город, ударит им в спину.

4. Благодаря маневру армия сохранит сообщение Севастополя с Россией и «…Севастопольский гарнизон не должен терять бодрости, потому что подвозы и подкрепления достигнут своего назначения».

5. Главнокомандующий найдет возможность «…уведомить о себе Корнилова».

^{Жорж де Парсеваль. Во время бомбардировки Севастополя 5(17) октября 1854 г. лейтенант корабля «Юпитер».}

Стеценко выполнил приказ. И опять о реакции Корнилова на это сообщение молчат все, кто мог бы об этом рассказать. Можно лишь предположить, что адмирал понял все по-своему, руководствуясь больше эмоциями, нежели разумом. В конце концов, он привык воевать на море и с трудом воспринимал планирование действий на сухопутном фронте. Хотя, судя по его личным запискам, он все понимает и даже спокоен: «Князь с армией двинулся на Мекензиеву дачу. Я начал свои приготовления к защите Северного укрепления».

О «любви» князя к Корнилову может свидетельствовать высказывание Панаева, о том, как, якобы, последний сказал всем, что главнокомандующий бежал, а гарнизону теперь нужно самим отыскивать силы и средства для защиты Севастополя. Но это только начало. Дальше Аркадий Александрович, не моргнув глазом, утверждает, что Корнилов написал это всем своим родственникам (жене и брату) и этим «…обрек искусного стратегика на жертву нелепых толков и сплетен: по всей России пронеслась молва, будто бы Меншиков продал Севастополь!».