От Русско-турецкой до Мировой войны. Воспоминания о службе. 1868-1918 - Эдуард Экк Страница 25

Так как освящение этих памятников, особенно в Старой-Загоре, приняло характер народного торжества, то считаю необходимым их описать.

Первым был освящен памятник на горе Святого Николая.

Шествие к памятнику началось от Казанлака, и с нами двинулось все население города, Шипки и других прилегающих деревень. Во главе шел старый отец Амфилохий, бывший священником болгарского легиона во время осады Севастополя.

Весь путь от подножия горы до ее вершины был усеян памятниками на отдельных и общих могилах. У каждой такой могилы отец Амфилохий служил краткую литию, так что, выступив на рассвете, мы достигли памятника немного ранее полудня.

Торжество началось с речи депутата Наумова, в которой он ярко обрисовал все трудности Шипкинского сражения, отбития горстью наших войск бешеных атак турок, и, наконец, пленения армии Весселя-паши.

После речи была отслужена панихида по всем павшим в Шипкинских боях с провозглашением вечной памяти царю-освободителю и всем воинам, живот свой положившим за освобождение Болгарии. Все стояли на коленях, многие громко рыдали, после панихиды был торжественный молебен с многолетием государю императору Александру III и победоносному российскому воинству, генерал-губернатору и прочим. Покрывало спало, и пред всеми предстал в ярком солнечном свете великолепный памятник.

Затем все двинулись к столам. В это самое время ко мне приблизился один из старых габровских ополченцев и просил подойти к ним.

Габровские ополченцы добивались права участия в торжестве, но по политическим причинам их притязания были отклонены. Они все же поднялись из Габрово и стали на северном склоне, неподалеку от памятника.

Когда я поздоровался с ними и поздравил с освящением памятника, старший из них поднес мне небольшой кувшин с вином:

– Ты тут один царский капитан, так прими от нас и выпей за царя Александра.

Пришлось выпить весь кувшин.

Общая трапеза и гуляние продолжались до самой ночи.

Освящение памятника в Старой-Загоре состоялось 20 августа, в годовщину одного из самых тяжелых боев, притом для нас неудачного. После нашего отступления турки жестоко расправились с городом, разрушили его и заполнили две мечети головами убитых жителей. Памятник был воздвигнут на самом поле сражения.

Ко дню освящения со всех окрестностей собрались свыше двух тысяч человек, расположившихся биваком в ореховых рощах.

Тот же Наумов, депутат от Старой-Загоры, произнес вдохновенную речь, ярко описав все ужасы, пережитые городом, и последовавшее затем освобождение. Речь произвела потрясающее впечатление, многотысячная толпа громко рыдала.

За речью последовали панихида и молебен, и памятник был открыт.

Столов не было, трапезовать расположилась на земле в великолепной ореховой роще. По окончании трапезы составились «хоро» и танцевали до полной темноты. Впереди того места, где мы сидели, составилось «хоро» из двенадцати стариков. Самому молодому из них был 61 год. Это «хоро» водил в течение двух часов 80-летний старик. Под конец танца ему подали большой графин вина. Поставив графин себе на голову, старик, придерживая графин одной рукой, еще довольно долго водил «хоро». Наконец, остановил его перед нами и, выступив вперед, взял графин в обе руки и со словами «Да живет царь Александр» одним духом выпил его.

Освящение памятника в Филиппополе состоялось по той же программе, но было несколько сдержаннее. Не было народной трапезы, не было общего «хоро», их заменил вечер в городском собрании.

В этом же году у деревни Шипки было окончательно выбрано место под храм в память «Освобождения Болгарии и всех, за это дело живот положивших». Храм предполагалось построить на собранный в России по подписке капитал в 500 тысяч рублей. Архитектор Томишко разработал редкой красоты проект.

3 января 1883 года я был приглашен в Софию на освящение дворца, построенного народом для своего князя.

Прекрасный дворец был богато обставлен, и болгары справедливо им гордились. После освящения состоялся парадный прием, а вечером бал. К сожалению, и на этом балу не обошлось без неловкости с нашей стороны по отношению к князю.

Князь просил супругу генерала Соболева быть хозяйкой этого бала. Съезд был назначен к 10 часам. Все уже давно собрались, а хозяйки все не было, и князь, наконец, открыл бал с другой дамой, и лишь около полуночи появилась хозяйка.

Пробыв в Софии два дня, я успел сделать все официальные визиты, переговорить с военным министром, с которым у нас шла не всегда гладкая переписка, нанести визит Соболевым и побывать на заседании Народного собрания.

Отовсюду вынес впечатление, что отношения генералов с князем все более обострялись, всюду чувствовались трения, а в Народном собрании дела совсем не шли.

При прощании князь пожаловал мне Командорский крест ордена Св. Александра, сказав при этом, что государь разрешил мне носить этот орден и в Восточной Румелии.

Было 10 января, и я очень торопился, чтобы 11-го, в день нашей свадьбы, хоть к вечеру попасть домой!

Переночевал в Ихтимане, несмотря на неблагоприятную погоду. 11-го в 7 часов утра въехал на Филиппополь. Шел мокрый снег, и спуск к селу Ветренову в полторы версты был очень опасен. На половине спуска затянулась правая дышловая и начала валить влево, к стороне обрыва. Но превосходный кучер Яни сумел-таки настолько справиться с лошадьми, что мы упали со сравнительно малой высоты на кусты и все остались целы. Время шло, и я с трудом, лишь к полночи, добрался до дому.

У жены сидела Ж. Н. Кребель, которая набросилась на меня за то, что я вернулся без Кребеля, и, не прощаясь, ушла.

Наступило время коронования императора Александра III.

Вся Румелия готовилась к этому дню как к народному торжеству. 15 мая, в самый день коронования, во всех церквах были совершены богослужения и молебны о благоденствии царя-покровителя, все учащиеся освобождены на два дня от занятий. При появления кого-либо из русских сейчас же раздавались крики «Ура, да живет царь Александр!».

В соборе на молебне присутствовали генерал-губернатор, все власти и члены Постоянного комитета и наличные депутаты Областного собрания. Прямо из собора генерал-губернатор во главе всех официальных лиц прибыл в наше Генеральное консульство для принесения поздравлений, вечером в Городском собрании состоялся парадный бал, на котором было произнесено много славных речей. Но самая искренность радостного настроения сказывалась в той сердечности, с какой жители зазывали к себе офицеров, солдат-инструкторов, вообще всех русских и, угощая их, старались всячески показать свою любовь и благодарность к России. Когда мы с женой ехали на бал в Городское собрание, мы трижды были остановлены окружавшею нас толпой.

Но из всех знаков внимания самое светлое воспоминание оставило шествие детей. Когда стемнело, несколько сотен мальчиков и девочек, держа в руках зажженные фонари, прошли с песнями через весь город, подошли к нашему дому и, став под балконом, запели «Боже, Царя храни», затем «Ура», «Шуми Марица», и так несколько раз подряд. Мы с женою вышли к ним, благодарили, целовали их, а они в ответ еще громче «Ура», «Боже, Царя храни» и «Шуми Марица» (их тогдашний народный гимн). Пение и крики «Ура» проходили под окнами детской, где спала наша полуторогодовалая дочь, и не только не напугали ее, но даже и не разбудили.