Воспоминания командира батареи. Дивизионная артиллерия в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945 - Иван Новохацкий Страница 25

Идем вдоль фронта, вскоре вошли в село и по цвету канта на погоне (голубой) у офицеров находим свою дивизию, а потом и свой полк. Наш дивизион стоит в овраге, как я потом узнал, в нем уцелела всего одна пушка из двенадцати.

Нас увидел начальник штаба дивизиона капитан Дергачев. Он в типичной для себя манере начал ругаться: «Откуда вас черт взял, я только что закончил составлять новые списки личного состава. На вас уже отправлены похоронки, а теперь надо опять исправлять список». Я знаю, что это добрейшей души человек, но свою доброту он скрывает постоянным, незлобивым ворчаньем. Я ему говорю, что готов сидеть у него в землянке и каждый день по нескольку раз переписывать списки, лишь бы только не повторилось то, что мы пережили за эти дни. Он улыбнулся, поздравил нас с «возвращением с того света» и сказал, что ему обо всем рассказал командир дивизиона, майор Соколов, который и завел нас в злополучную Терноватку. Оказалось, что он и его ординарец вышли оттуда живыми.

Как потом мне стало известно, в живых осталось еще несколько человек, в том числе мой разведчик Андрей Михайлович Мясников из города Миасса, с которым мы много раз встречались после войны и переписывались.

Наш полк потерял почти все орудия, остались одна пушка и одна гаубица. Чтобы создать видимость, что у нас артиллерия есть, орудия по ночам перетаскивали с места на место. Производили с одной позиции несколько выстрелов и потом на руках в буквальном смысле слова переносили орудия на другое место, чтобы произвести несколько выстрелов там. На руках приходилось перетаскивать потому, что шли почти ежедневные дожди, грунт раскис и машиной перевозить артиллерию стало невозможно.

Вскоре меня вызвал командир полка и приказал вступить в командование минометной батареей 120-мм минометов. Дело в том, что наши полковые вооруженцы насобирали то, что уцелело от минометных батарей на прежнем рубеже обороны на Днепре, и ввели в строй четыре отремонтированных миномета.

Мин было в достатке, и вот мне предстояло командовать этой батареей. Собственно говоря, батарея была также 4-я, но вместо пушек — минометы. Расчеты никогда не обслуживали минометы, так же как и я никогда не стрелял из них.

Из пушек можно стрелять без таблиц стрельбы. Каждый артиллерист знает, что одно деление прицела равно 50 метрам. Нетрудно определить прицел до цели, зная расстояние. У минометов же по-другому — там каждый раз установку прицела надо определять по специальным таблицам. У орудий чем выше ствол, тем дальше полетит снаряд. У минометов эта зависимость верна только до определенного угла, потом же чем выше ствол миномета, тем меньше дальность. Думаю, понятно, в чем трудность для артиллериста командовать, вернее, управлять огнем из минометов. Эту трудность удалось разрешить быстро. Неподалеку стояла минометная полковая батарея какого-то десантного полка из нашей дивизии. Переписал таблицу, готовлюсь к стрельбе.

Мой наблюдательный пункт на высоте, там стоит наш подбитый танк. Разведчики вырыли под ним окоп, а вернее, нору метра два глубиной. Внизу нору расширили, притащили соломы, там же и ночевали. Сверху танк, дождь нас не мочит, да и укрытие надежное. К тому же и обзор отсюда хороший. Впереди село Недай Вода, до него меньше километра и отсюда оно хорошо просматривается.

Хотя противник на нашем направлении бросил в бой большое количество танков, пехоты, авиации, решить свои задачи — ликвидировать прорыв наших войск, сбросить их в Днепр и восстановить оборону по нему — он не смог. Противнику удалось продвинуться на 20–25 километров, но дальнейшее его наступление было остановлено упорным сопротивлением наших войск. И вот теперь наша дивизия обороняется на рубеже села Недай Вода.

С моего НП хорошо просматривается окраина села и ближняя улица. Готовлю данные для стрельбы, подаю команду на огневую позицию по телефону: угломер, прицел, установку взрывателя и т. д. Даю команду: «Огонь!» С огневой позиции передают: «Выстрел». Жду разрыва, знаю, что миномет не орудие, мина летит значительно дольше. Однако разрыва нет. А вот вблизи моего НП рвется вражеская мина. Подумалось: неужели противник засек мой НП? Но нас так просто не возьмешь, сверху над нами танк.

Снова подаю команду «Огонь». Жду, разрыва нет, а возле моего НП опять разрыв. Приказываю старшему офицеру батареи проверить установки и наводку миномета. Вскоре следует доклад, что угломер, прицел, уровень и наводка правильны.

Подаю команду: «Дать залп батареей». Четыре мины сразу мы должны, конечно, увидеть, взрывы их довольно мощные. Команда: «Огонь!», всматриваемся с разведчиками в окраину села, где должны быть разрывы, но близкие разрывы возле нашего танка, под которым мы сидим, не оставили сомнения — я стреляю сам по себе!

Пытаюсь понять, в чем дело, но ответа не нахожу. Решил идти на огневую позицию (ОП) и убедиться самому, что там все в порядке. ОП позади метров восемьсот в глубоком овраге. На ОП оказалось все в порядке. Пришлось приглашать старшего офицера соседней минометной батареи. Он быстро нашел причину. Шел мелкий дождь, а ящики с минами открыты — так всегда делают артиллеристы во время стрельбы. Но на минах заряд пороха находится в тряпочных пучках и надевается непосредственно на мину. Естественно, пучки под дождем отсырели, мина вылетает из ствола только на вышибном заряде, который находится в хвосте мины, а основной заряд не воспламеняется. Дальше стрельба проходила нормально.

Недели две мы сидели на этом НП под танком. Наверное, уместно рассказать о нашем «быте». Весь день мы на НП, ведем наблюдение и, если что-то разведали, открываем огонь по целям. Других развлечений нет. Здесь же и спим поочередно, спускаясь «этажом» ниже, в кубло с соломой. Еду приносит кто-либо из разведчиков по очереди, до рассвета, пока темно, и после захода солнца. В светлое время перемещаться можно только ползком, и то при крайней необходимости — можно попасть под огонь снайперов. Умыться практически нечем, небольшой запас воды во фляжках только для питья. Никаких полотенец или чего-либо подобного нет, и за всю войну я не вспомню, чтобы они были. Если и удавалось умыться, то утирались обычно полой шинели. Вот и весь наш быт. Не помню, чтобы когда-либо была баня. Да и какая тут баня, если мы все время в бою, а если и выводят из боя, то только для того, чтобы побыстрее перебросить на другой участок фронта.

Наступила зима, выпал снег, стоят довольно ощутимые морозы. Мы на другом участке фронта, недалеко от прежнего. Батарея получила новые штатные орудия, а минометы сдали. Теперь наш дивизион поддерживает 13-й гвардейский воздушно-десантный полк.

Я с разведчиками направлен на боковой НП, здесь стык с другой дивизией. Небольшой хуторок возле речки, небольшая водяная мельница в кустах.

Мы обосновались в разрушенном доме, от которого фактически остался только подвал. Занимаемся обычной работой: ведем наблюдение за противником. Выпал снег, кругом все бело. Нас не кормят уже несколько дней. До кухни не меньше трех километров, да и там варят одну кукурузу и утром, и в обед, и вечером, слегка заправляя ее каким-то вонючим жиром, сильно отдающим бензином.

Свободный от наблюдения разведчик ползает по кукурузному полю в поисках початков, которые мы затем шелушим и на куске железа поджариваем, пока кукуруза не потрескается. Вот и вся еда.