Дом Ротшильдов. Пророки денег, 1798–1848 - Найл Фергюсон Страница 25

Год спустя он, не колеблясь, обвинял в «крючкотворстве» французского покупателя, доставившего ему неудобства.

Временами Натану казалось, что он словно ведет войну со своими конкурентами. В одном случае он был «безмерно удивлен, узнав о самых скандальных и необоснованных слухах, которые столь изобретательно распускают по Франкфурту мои враги». Как он писал отцу, «в этой стране многие… с радостью готовы поддержать собственное доброе имя и состояние, уничтожив мои… Но я благодарю Господа за то, что занимаю столь прочное положение, что они не могут достичь своей цели, несмотря на свои злобные и жалкие нападки». Несомненно, конкуренты стремились обвести Натана вокруг пальца. Впрочем, можно предположить, что временами ссоры возникали из-за его взрывного характера. Так, гамбургский банкир Беренс во время мелкой ссоры назвал его «большим мошенником»: «…не могу не выразить своего изумления от тона, а также содержания [вашего письма]; подумать только, вы пытаетесь убедить меня в том, что вы добродетельны, как Катон, и тверды в стремлении держать свое слово, как Регул; однако остается сомнительным, удастся ли вам когда-нибудь убедить меня в таких своих качествах, ведь я не имел ни досуга, ни настроения заниматься изысканиями по этому поводу… Вы часто безумны, вот что я думаю. Или вы считаете, что способны запугать меня своими деньгами? У меня их столько же, сколько и у вас, и я даже не живу в Англии».

Однажды его компаньон Риндскопф совершил ошибку, покритиковав Натана на раннем этапе их сотрудничества. В последующем письме Риндскопфа содержится намек на то, что Натан болезненно воспринял критику: «Моя открытость по отношению к вам исходила из настоящей дружбы, какую я к вам питаю, и если я и допустил какое-либо несдержанное выражение, его следует приписать тогдашнему разочарованию и ни в коем случае не вине сердца… С моей стороны все предано забвению, и я надеюсь и желаю, что и вы, с вашей стороны, поступите так же и решите, что я, как и прежде, пишу моему старому другу м-ру Ротшильду». Когда один лондонский купец обвинил Натана в том, что он не ведет дела ни с кем, кроме «мошеннических банков», он вспылил: «Сэр, уверяю вас, что я не веду дела с другими банками, кроме тех, чьи респектабельность и солидность равны вашим; владельцы богатейших банкирских домов Лондона, Гамбурга и других мест Европы не мошенники, а именно с ними я веду дела… Я могу доказать кому угодно, что я никогда не допускал просрочки ссуд и не терял ни единого пенни из-за несостоятельности моих друзей, чего не было бы, веди я дела исключительно с мошенниками… Никто больше меня не ненавидит крючкотворство и жалобы».

Правда, в переменчивом мире текстильной промышленности начала XIX в. всегда было необычайно важно сохранить репутацию почтенного бизнесмена, поскольку от нее зависела кредитоспособность в глазах других. Тем не менее невольно сочувствуешь еще одному корреспонденту, который, очевидно, не смог смириться с крайней воинственностью Натана: «Великое несчастье состоит в том, что, как только вам ответили по одному пункту, ваше буйное воображение вынуждает вас подумать о другом, а человек деловой, у которого есть и другие дела, кроме вечных опровержений ложных обвинений всевозможного сорта, должен по природе своей испытывать отвращение к тому, чтобы следовать за вами по лабиринту ложных посылок и ошибочных утверждений, кои постоянно побуждает вас делать ваша богатая фантазия без всякой пользы для вас самих и к неудовольствию других».

Остается вопрос, насколько удачливым с финансовой точки зрения был на самом деле этот агрессивный молодой человек. Судя по косвенным доказательствам, можно предположить, что дела у Натана шли неплохо. К 1804 г., когда ему предоставили право гражданства, он владел домом на Даунинг-стрит в Ардвике, процветающем районе Манчестера, а также складами на Браун-стрит. Четыре года спустя у него появился «большой и поместительный» склад, примыкающий к «просторному, современному и прочному» дому по адресу: Мосли-стрит, 25, на «самой элегантной улице Манчестера». Существующие цифры оборота, какие удалось найти на период 1800–1811 гг., когда Натан закрыл свое отделение в Манчестере, подтверждают догадки о стремительном экономическом подъеме (см. ил. 1.2). Более того, если предположить, что он достиг прибыли, с погрешностью в сторону уменьшения, 5 % по оптовым продажам примерно в 800 тысяч ф. ст. за весь период, значит, вполне правдоподобным выглядит его последующее утверждение, адресованное Бакстону, что он, торгуя текстилем, заработал 40 тысяч ф. ст. С другой стороны, рост капитала шел совсем не так гладко, как сам Натан утверждал позднее. Как показывает ил. 1.2, хороший период начался в начале 1804 г. и продолжался до осени 1805 г., но за ним следовали почти два года низкого оборота. То же самое повторилось позже, когда стремительное расширение объема операций Натана в 1808 и 1809 гг. резко снизилось в 1810 г.

1.2. Оборот экспорта текстиля Натана, 1801–1811 гг. (в ф. ст.)

Такие резкие взлеты и падения не должны нас удивлять. Сфера деятельности, в какой подвизался Натан, даже в лучшие времена была подвержена резким сезонным и циклическим колебаниям. Натану же, помимо всего прочего, пришлось пережить последствия срыва поставок, вызванного Наполеоновскими войнами и всеми торговыми ограничениями Англии и континентальной Европы, которые характеризовали ту эпоху. Еще до того, как в 1803 г. возобновилась война между Англией и Францией, его предупредили о возможных эмбарго при торговле со странами, лежащими по ту сторону Ла-Манша ^[17]. Климат для бизнеса ухудшался уже в 1805 г., так что официальное введение блокады — по Берлинскому декрету, запрещалось ввозить товары из Великобритании на территории, находящиеся под властью французов (ноябрь 1806 г.), — просто подтвердило катастрофу. Как жаловался один корреспондент в ноябре 1805 г.: «Нынешнее время — самое опасное и самое несчастное для Континента… совершенно никакой торговли, рынок переполнен товаром [и] долги не отдаются». По крайней мере три фирмы, с которыми вел дела Натан, в том числе «М. М. Давид» (М. М. David) из Гамбурга, разорились в первые месяцы 1806 г., задолго до июня, когда была введена блокада. С того времени для компаний вроде той, что была у Натана, оставался выбор: залечь на дно или нарушать санкции, учитывая сопровождающий подобные действия риск. В мае 1806 г. Адмиралтейство конфисковало в Гулле пять кораблей и захватило контрабанды примерно на 20 тысяч фунтов, — товары, закупленные в Манчестере тремя купцами еврейского происхождения. Еще одного купца, приехавшего, чтобы просто рассчитаться с Натаном, арестовали в Стокпорте. Не отставали и французы: они арестовали Пэриша, нового гамбургского агента Натана, который вынужден был распродать свои товары с большим убытком, чтобы избежать их конфискации. Сохранившиеся копии писем свидетельствуют о том, что то был особенно трудный период для Натана, так как Риндскопфу становилось все труднее и труднее учитывать его векселя. В апреле 1806 г. Пэриш жаловался Майеру Амшелю, что его сын превысил кредитный лимит на 2 тысячи фунтов. А к концу августа он, судя по всему, задолжал Риндскопфу свыше 28 тысяч фунтов, причем долг он брал под 4,2 % годовых. Дела улучшились после Тильзитского мира, подписанного Наполеоном и русским царем; сообщения о мире достигли Натана через его брата Амшеля в июле 1807 г.; однако ограничения, связанные с торговлей через Ла-Манш, оставались в силе.