Марина Мнишек - Вячеслав Козляков Страница 24

Поезд Марины Мнишек вызывал неподдельное удивление у всех, кто видел его на пути от «литовского рубежа» до Смоленска, куда поляки и литовцы прибыли 21 апреля 1606 года. Уже говорилось о том, что в Московское государство приехало свыше двух тысяч человек. Но что это были за люди и как они выглядели?

До границы главным должен был считаться двор самого сандомирского воеводы Юрия Мнишка, в который вместе с рядовыми жолнерами и пехотой входило 445 человек. Двор царицы Марины Мнишек уступал ему и насчитывал 251 человек. В составе свадебного поезда выделялись еще дворы князя Константина Вишневецкого и коронного маршалка Адама Вольского, сравнимые по численности с двором Юрия Мнишка. Остальные знатные шляхтичи, в основном из числа родственников и свойственников Мнишков – Ян и Станислав Мнишки, Сигизмунд Тарло, Мартин (гофмейстер двора Марины Мнишек) и Юрий Стадницкие, Станислав Немоевский, – имели более скромную свиту. Необычный вид путешествующих шляхтичей в гусарских мундирах и сопровождавших их пеших слуг подчеркивался присутствием в поезде ксендза Франтишка Помасского, отца Каспара Савицкого и других священников. Но рядом – как обычно, под охраной посольского каравана – ехали восточные купцы с товарами. Довершали яркую картину музыканты, пугавшие встречных звуками своих труб и барабанов.

Со времени пересечения границы Московского государства поезду сандомирского воеводы Юрия Мнишка пришлось немного перестроиться. Первенствующая роль перешла к царице Марине Мнишек. Отныне все присутствовавшие в ее свите должны были понять, что именно она является центром всеобщего внимания.

В первый день в Московском государстве было отчего-то тревожно, поэтому, страшась непонятных «засад», отправили вперед несколько колясок и повозок. Царица и сопровождавшие ее женщины ехали в самом конце процессии, охраняемые гусарами и пехотой. Между тем следы приготовлений к встрече царицы были заметны. Автор «Дневника Марины Мнишек» записывал, что «на каждом ручье были приготовлены хорошие мосты, и так до самой Москвы». В селах, по русскому обычаю, проезжавших встречали священники с хлебом и солью «в знак расположения, прося о милости».

Первый ночлег в Красном, на дороге от границы к Смоленску, не понравился гостям («бедновато для первого раза»). Пришлось сандомирскому воеводе Юрию Мнишку вмешаться, чтобы увеличили содержание. Кроме того, на путешественников обрушилось весеннее ненастье, и если Марине Мнишек приготовили новую избу и давали отдельные оброки на весь двор, то всем остальным приходилось искать кров и пищу самостоятельно, а то и вовсе раскидывать палатки, утопая в грязи «почти по самые щиколотки». В следующий ночлег перед Смоленском ситуация повторилась. Только царица ни в чем не нуждалась, для нее опять приготовили новые «светелки», а остальные расставляли палатки.

Через день после того, как Марина приехала в Московское государство, состоялась первая торжественная встреча. Теперь Мнишков и всю свиту приветствовали не какие-то четыре рядовых пристава, как на границе, а двое давно ожидавших приезда царицы бояр и царских посланников – Михаил Александрович Нагой и князь Василий Михайлович Мосальский. Их сопровождала тысячная охрана, в которую также входили члены Государева двора. Все знатные москвичи пришли в избу, где остановилась царица Марина Мнишек, отдали ей царские грамоты и говорили речи, кланяясь до земли. Отдельно были отданы грамоты царя Дмитрия Ивановича воеводе Юрию Мнишку. Для царицы Марины были приготовлены 54 белые лошади. Кроме того, еще с зимы ее дожидались великолепные сани, украшенные царским гербом. Теперь, правда, они сделались совершенно ненужными.

Только с этого момента стала возрождаться надежда на повторение краковского великолепия, едва было не иссякнувшая в связи с не очень впечатляющим первым приемом свиты Мнишков при пересечении ими границы. Можно представить, с какой радостью царица с сопровождающими ее дамами пересела в присланные ей «три кареты с окнами, внутри обиты соболями, шоры бархатные». Нарядные дамы, сидевшие в комфортных каретах, теперь уже с интересом должны были рассматривать в открытые окна просторы нового отечества царицы Марины Мнишек.

Весь царицын поезд двинулся в путь под двойной охраной польских гусар и московских служилых людей. По двенадцати лучшим белым лошадям в одной упряжке издали можно было легко определить, где среди этих нескольких тысяч людей находилась карета новой московской царицы.

21 апреля царицын поезд остановился в Смоленске. Марине Мнишек предстояло еще одно испытание – встреча с ее новыми подданными, на этот раз в городе, о возвращении которого под руку Речи Посполитой мечтало не одно поколение польской шляхты. И вот теперь мечта, кажется, сбывалась. Со временем Смоленск было обещано возвратить королю Сигизмунду III. Пока же народ просто высыпал навстречу столь неожиданным гостям. Казалось, весь город встречал царицу, расположившись на стенах потрясающей своими размерами Смоленской крепости. Один из сопровождавших Марину Мнишек дворян записал позднее в своем дневнике, что «народу было до нескольких десятков тысяч, которые челом били и соболей дарили». Навстречу Марине вышло смоленское духовенство с образами Пресвятой Богородицы, «которые подавали ее величеству целовать». Кроме того, угощали хлебом и солью, к чему поляки уже начинали привыкать. Бояре, посланные царем Дмитрием Ивановичем, устроили обед для воеводы Юрия Мнишка и его близких. Царица же в это время «во дворе своем обедала».

Смоленский пир плохо повлиял на воеводу Юрия Мнишка. Он заболел, и из-за этого пришлось задержаться в Смоленске на некоторое время. Между тем свита воеводы с трудом управлялась в непривычных для нее московских избах. Пару раз едва не устроили пожар, причем один раз загорелось на кухне в доме, где останавливалась сама Марина. Но гораздо более неприятное происшествие случилось со слугой автора «Дневника Марины Мнишек». Некий пахолик запалил порох, «которым себе выжег глаза и лицо». Только потом (и не одному автору «Дневника Марины Мнишек») стало понятно: «И то, видно, было первое худое предзнаменование дальнейших наших неудач…» ^[99]

Недомогание пана воеводы не сказалось на обычном распорядке дня. В воскресенье 23 апреля отслужили католическую мессу. Немало смолян собралось посмотреть на невиданное зрелище. Люди толпились, ломая ограждения, и долго удивлялись звучавшей музыке.

Дорога от Смоленска до Москвы выглядела уже лучше, она была выровнена и замощена, однако даже при этом поезду царицы Марины Мнишек не удалось избежать несчастных приключений во время переправ через разлившиеся реки. Снова форсируя Днепр, потеряли нескольких слуг, утонувших в холодной весенней воде. Один из «товарищей» в роте саноцкого старосты так активно расчищал себе дорогу саблей, что отсек палец на руке своему приятелю. Все эти трагические случайности не могли не повлиять на настроение людей, остававшихся в свите Марины Мнишек. Дорога перестала казаться легкой и веселой, поляки с опаской переправлялись через многочисленные реки. К тому же начались задоры с «москвой». Инициаторами ссор выступали гости, слишком рано почувствовавшие себя хозяевами страны, которой они еще не могли узнать по-настоящему. «Так как наши сурово с “москвой” обходились, – замечал автор «Дневника Марины Мнишек», – назначили судей и записали правила. Но тех правил не исполняли…» ^[100]