Симода - Николай Задорнов Страница 24

Ябадоо, стоявший у двери и не разумевший по-русски, догадался, о чем речь, и стал усиленно кланяться, как бы прося обратить на себя внимание.

– Где ваша площадка? – опять обратился адмирал к Елкину.

– Та же самая.

– Где?

– Вот тут.

– Как место называется?

– Усигахора.

– Господа! Я же вчера говорил им! А они показали место, где сами строят джонки. Я посмотрел через бухту и сказал, что надо строить на другой стороне. Мне показалось, что за бухтой должна быть удобная площадка.

Подозвали Ябадоо и усадили за горячий чай.

– Пошлите в чертежную, – велел Путятин адъютанту. – Вызовите ко мне Сибирцева.

Адмирал обратился к Ябадоо:

– Как ты думаешь? Ты, как здешний человек...

Ябадоо с важным видом наклонился к карте и сделал вид, что размышляет и еще не может ничего решить.

Эгава подумал, что время идет, строится нелепый корабль, князь Мито уверен, что освоена европейская техника, которую он никогда не видел. Но там у Эгава кипит работа. А здесь еще не начинали. Нам все могут запретить, если затянем. Позор и крушение надежд! Если затянем, то и не позволят работать. Надо скорей начать, чтобы уже поздно было нам запрещать...

Застучали энергичные, звонкие шаги, и в храм вошел Сибирцев.

– Честь имею явиться, ваше превосходительство!

– Что с чертежной?

– Приступили к большому чертежу. Бумага нам, по распоряжению Эгава-чин, доставлена самая лучшая, нескольких сортов. Тушь, кисти, линейки. Часть инструментов делают наши матросы. Чертежные доски. Японцы помогают, и многие уже делают все сами. Господа офицеры и юнкера учатся владеть кистями... Нам прислан ученый японец, математик, для точного перевода футов в японские меры.

– Кто его прислал?

– Ота-сан.

– Годно ли помещение?

– Вполне пригодно. Отличное.

– Не мало?

«Он такой довольный и счастливый, – подумал Путятин. – А уверял, что помещение мало!»

– Что вы такой довольный, Алексей Николаевич? – с раздражением спросил адмирал.

– Я? Нет, почему же... Напротив, Евфимий Васильевич, я ужасно озабочен и изо всех сил стараюсь сделать все возможное и удержаться... А чертежи втиснем...

– Вам с японским математиком надо познакомиться. Как у вас с языком?

– Я сейчас все время занимаюсь.

– Как же вы занимаетесь без учебника и без преподавателя? Разве это возможно? С кем?

– С японцами!

– В семье Ота, – пояснил Колокольцов, желая подать Леше разумную мысль.

– А-а... – удовлетворенно произнес адмирал.

Ябадоо, слыша, что повторяется имя Ота, сидел как на горячих угольях. У Эгава тоска во взоре.

– Да и у самого Ота-сан. Я пользуюсь всяким случаем, чтобы изучать новые слова.

«Что он так сияет?» – снова подумал Путятин.

– И быстро идет?

– Да нет еще...

– Смотрите, господа, – рассердился Евфимий Васильевич, – теперь при работе и общении с японцами вы сближаетесь невольно, входите в их дома, знакомитесь с семьями. Не только за матросами, но и за офицерами смотрите, Алексей Николаевич, за юнкерами особенно!

На этот раз никто не засмеялся.

– Слушаюсь, Евфимий Васильевич, – покорно ответил Сибирцев.

– А теперь, господа, на осмотр места для площадки! Живо! Эгава-чин... Ябадоо-сан... пожалуйте с нами. Лодки чтобы были. Алексей Николаевич, оставьте за себя Карандашова, вы мне будете нужны...

– А как же обед, Евфимий Васильевич? – спросил осмелевший Витул, давно дожидавшийся в дверях.

– Да, пожалуй, надо пообедать... В три часа сбор на пристани, господа.

Евфимий Васильевич просил Эгава остаться, но японец поблагодарил, сказал, что срочные дела постарается исполнить к трем часам, надо все приготовить. Японские подрядчики, старосты, десятники ждут. Ждут полицейские и чиновники. Масса дел. Можно задохнуться. Эгава-чин ушел с хвостом своих подручных, в том числе и шпионивших за ним.

Он чувствовал, что невероятные доносы уже пишутся. Чего только не наплетут! Самые страшные обвинения без подписей подкинуты будут и в замок князя Мито! Говорят, что секта Ничирен из храма Сиба в столице хочет послать своих монахов на дороги, ведущие в Хэда. Странное намерение! Очень опасно. Храм Сиба – пристанище шарлатанов, вымогателей. Туда богатые люди сбывают опостылевших жен под видом сошедших с ума, как бы для излечения. Монахи, считающиеся врачами, содержат женщин в клетках, избивают их и губят. Такие сведения о происках секты Ничирен доставил Танака, назначенный одним из старших мецке при постройке корабля, которая еще не начиналась и площадки для которой еще пет, но штаты полиции уже полные.

Ябадоо сидел у дайкана, который квартировал в храме за рекой. Сжавшись от душевного и физического напряжения, самурай излагал свой взгляд на происходящее. Посол Путятин недоволен, он не согласен строить корабль на предложенном вчера месте и грозится жаловаться японскому правительству. При таких обстоятельствах неизвестно, что произойдет. Подрядчик Ота желал бы производить постройку корабля на своей земле, но это, как полагал Ябадоо, очень неудобно. Возможно, что ужасная смута сеется подрядчиком Ота. Вполне достаточно, если чертежная находится в его доме, гнездо для корабля должно находиться на другом месте и на земле совершенно другого хозяина. Такое основание – принцип справедливости.

Как всегда, Ябадоо нрав, но бессилен. Где этот другой участок?

– Около моего дома, где принимали лес. Я согласен снести амбар и сад. И даже дом! Уйти жить с семьей в лес для славы и процветания Японии.

Это ярко и пышно сказано!

Участок из-под дома совершенно не подойдет. Нужен участок у воды, а не у горы.

Дайкан послал на пристань Ябадоо проверить, приготовлены ли лодки, чтобы везти посла на Усигахора, и все ли там прилично. Самурай вышел быстрым ходом в сопровождении полицейских. Ноги плохо слушались, что-то ступать больно...

...Дайкан сегодня утром писал под дождь. Он сообщал в город Симода, уполномоченным бакуфу, о переговорах с Россией. Послам поручено сверху наблюдать за постройкой корабля. Поручено это лично Кавадзи Тасиокира, награжденному еще и почетным именем Саэмон. Он является бугё финансов Японии. Это равно министру в Европе. Одно время оп был министром береговой охраны. Кавадзи – душа делегации. Старик Тсутсуй старше. Оп настоящий князь. А Кавадзи-чин из мелких самураев, но теперь высочайший чин, любому ками^[20] призанять у него ума! Тсутсуй назначен в должность высшего цензора Японии для придания веса главе делегации. Но Тсутсуй понимает, что в свои восемьдесят лет он не может тягаться с Саэмоном. По сути, Кавадзи глава. А Тсутсуй старший по положению и по возрасту, самый опытный из всех наблюдающих за стройкой корабля.