Секреты женщин Ренессанса - Эдуард Фукс Страница 24

Чувственность становится, таким образом, единственным явлением, соответствующим природе. Она, так сказать, единственная категория познания, допускаемая разумом, логикой. Вне ее люди Ренессанса не могли себе представлять вещи. Она – единственный разум эпохи. Конечно, это положение не было сознательным актом, программой, которую защищали и осуществляли. Но чего бы ни касалась эпоха, что бы она ни создавала – во всем чувственность звучит как непременный и явственный аккомпанемент. А так как способность к творчеству составляет самую суть жизненного процесса, то этим объясняется и та тайна, что все продукты революционной эпохи носят печать вечной ценности. Все, что дышит истинной жизнью, бессмертно, непроходяще. И эта бессмертность тем выше, чем больше была сумма чувственной энергии, насыщавшей время зарождения этих созданий.

Само собой понятно, что и все духовные рефлексы эпохи Ренессанса должны быть насыщены чувственностью. Так оно и было на самом деле. Показать, как эта всеобщая чувственная тенденция отражалась во взглядах на физическую красоту, – такова задача этой главы.

Каждая эпоха, каждое общество кристаллизуют свою сущность в идеологиях, и притом во всех духовных откровениях. Они идеологически выражают себя в философии, в науке, в системах права, в литературе, в искусстве, в правилах поведения, а также в своих представлениях о телесной красоте, провозглашая известные законы красоты, конструируя таким образом тип, который они считают идеалом. Так как все идеологии эпохи зависят от ее сущности – ибо идеологии не что иное, как другое выражение для особых жизненных законов и жизненных интересов эпохи в их главной тенденции, – то они тем величественнее и смелее, чем грандиознее победа человечества, воплощающаяся в данной эпохе, и чем разнообразнее и многочисленнее открытые этой победой возможности. Все идеологии, созданные Ренессансом, должны были поэтому дышать величием. Свое выражение это величие нашло в художественном изображении человека, а последнее было лишь отражением общих представлений о человеческом теле.

В этой области Ренессанс сызнова открыл человека в его физическом проявлении. В аскетическом мировоззрении, не связанном с какой-нибудь определенной территорией, а охватывавшем всю домену католической церкви, тело играло роль лишь мимолетной и преходящей оболочки бессмертной души. Так как средневековое мировоззрение провозгласило сверхземную душу высшим понятием и единственной целью жизни, то телесная оболочка, мешавшая осуществлению этой последней, должна была превратиться в простой, достойный презрения придаток.

«Что можно потерять, того не стоит желать. Думай о непреходящем, о сердце! Стремись к небесам! Блажен на свете тот, кто в состоянии презирать свет».

Так пел Бернард Клервоский, один из самых блестящих поэтов аскетизма, в середине XII века. Тело в глазах средневекового человека – только пища для червей. Средневековая идеология отвергала поэтому человеческое тело или, лучше, относилась к нему отрицательно, допускала его лишь в той степени, в какой оно менее всего могло мешать осуществлению его сверхземного содержания, лишь как видение, как видение души.

Это не значит, что чувственное начало было совершенно упразднено Средними веками не только потому, что во все времена «плоть была сильнее духа», но и потому, что феодальное общество, как и всякое другое, не представляло однородной величины. Во всех странах оно распадалось на различные классы. И так как господствующий класс, как выше было указано, часто навязывает массам идеологию, постулаты которой он для себя не считает обязательными, то суровое аскетическое учение церкви не помешало феодальной знати создать в рыцарской любви специфическую классовую идеологию, исключительно сосредоточенную на чувственном наслаждении.

Романтический культ женщины был особенно реалистически настроен как раз в своих извращенных чудачествах. Рыцарская любовь ни словом не касалась бессмертной души, зато каждое слово было посвящено прекрасному телу. И хотя в этом культе чувственности скрыты первые зародыши индивидуальной половой любви, все же преданная ему феодальная аристократия была нисходящим классом, и потому ее чувственность выражалась только в рафинированном наслаждении. В ней не было ничего творческого, она носила характер вырождения, была игрой, извращенностью. А под неизбежным влиянием средневекового христианского мировоззрения мистические любовные идеалы рыцарства превратились в конце концов в простое систематизированное сладострастие. Доказательством служит идеал физической красоты, созданный рыцарством: физическая сторона была в нем подчеркнута под углом зрения рафинированного наслаждения.

Прямой противоположностью в этом отношении был Ренессанс, создававший повсюду национальные рамки и массовую культуру. Представленный восходящим классом, он противопоставил рафинированности дышавшую силой идеологию здоровья. Этим путем Ренессанс становился в полном смысле слова реалистичным. Он низвел предметы с неба на землю и снял с них мистический покров. И в первую голову он поступил так с человеком.

Так как эпоха Возрождения покоилась на мировой торговле и послужила началом для великих географических открытий, то она вырвала человека из потустороннего мира, к которому он до сих пор принадлежал, и сделала его своим собственным господином. В качестве покупателя или продавца каждый сделался для нее ценным предметом интереса. Таким образом, человек стал в центре явлений, и притом человек как физическое понятие, а не только в смысле жалкой оболочки бессмертной души, какой он был до сих пор. Объект «червей» стал субъектом.

Так родились совершенно новый Адам и совершенно новая Ева. Не человек изменился, а изменилась та программа, по которой «представляли» себе человека. В действительности никогда не жили ни сверхземные призраки средневековых икон, ни сверхземные – в противоположном смысле слова – героические поколения Рубенса. Другими словами: соответственно изменившемуся общественному бытию людей изменились и чувственные представления об Адаме и Еве. И так как всякое состояние облекается в форму идеала, то и этот последний изменился соответствующим образом. Перестав быть орудием сверхземной души, став орудием земной жизни, человек логически превратился в идеальное орудие земной радости.

В этом и заключалось вторичное открытие понятия «человек».

Идеал красоты каждой эпохи зависит, как сказано, от основной тенденции века. Так же мало, как существует вечная нравственная идея, существуют и абсолютные понятия о красоте. Таких понятий существуют сотни, и все они имеют свой критерий в самой эпохе, так же как и мораль, ибо, как последняя, они необходимые и неотделимые составные части каждой культурной полосы. Наши современные знания доставили нам в этой области критерий, при помощи которого мы можем сопоставить и сравнить различные понятия о красоте, критерий, позволяющий нам найти линию развития и узнать, идет ли она вверх или вниз, прямо или в сторону. Этим критерием является понятие «здоровье», естественность в подчеркивании того, что считается красивым. Естественность же равнозначна целесообразности, а последняя зависит от расового характера. Заметим в скобках: так как здесь речь идет исключительно о так называемой средиземной расе, то понятие «целесообразность» как основа красоты должно быть одинаковым и у всех ее представителей.