Русские распутья или Что быть могло, но стать не возмогло - Сергей Кремлев Страница 24

Обращаясь к усопшему Владимиру, Илларион писал: «Добръ же и зѣло вѣренъ послухъ сынъ твой Георгий (Георгий, Юрий – имя Ярослава в крещении. – С.К.), … не рущаща твоих уставъ, но утверждающа, ни умаляюща, но… учиняюща…».

Ярослав действительно не рушил и не «умалял» дела Владимира, а укреплял его и развивал, не искажал, а упорядочивал. При Ярославе был составлен первый свод русского права – «Русская Правда», а точнее – первая его часть «Правда Ярослава». При нём средневековое Русское государство достигло пика своего могущества…

Летописец дал великому киевскому князю такую характеристику: «Бяше же (был же. – С.К.) Ярослав хромоног, но умом совершен и храбор на рати…, чтяше сам книги». И Ярослава, эту гордую фигуру русской истории, польские хронисты изображали жалким полудурком и трусом.

Ярославу пришлось немало повоевать, однако войны он вёл по преимуществу оборонительные или в целях возвращения в состав Киевской Руси отторгнутых у неё поляками Червенских земель и городов Перемышль, Червень, и т. д.

Ярослав расширял и северные пределы Руси, утвердив власть Киева в восточной части Чудской земли и на западном берегу Псковского озера. Тогда же на реке Эмайыги в 30 верстах от её впадения в Псковское озеро он поставил крепость Юрьев – христианское имя Ярослава было «Георгий», «Юрий». Ныне это эстонский город Тарту, ранее – Дерпт.

Много сил Ярослав отдавал устройству внутренней жизни Руси и наведению порядка. За его пристрастие к строительству храмов, палат, монастырей, хором киевляне прозвали его «хоромцем». Он заложил в 1037 году знаменитый киевский Софийский собор и другие киевские церкви. В Новгороде собрал у старост и церковнослужителей 300 детей и отдал их учиться «книжному просвещению»…

Был внимателен Ярослав к проблемам летописного дела, приводил летописи в порядок, и деятельность Нестора-летописца прямо связана с деятельностью Ярослава.

При Ярославе Мудром авторитет Киевской Руси был настолько высок, что европейские дворы не только считали за честь породниться с киевским, но и брали заведённые Ярославом порядки себе в пример, а отчеканенные в Киеве серебряные монеты долгое время служили образцом для монет Швеции и Норвегии.

Ранее упоминался исландский скальд и летописец Снорри Стурлесон, автор саги о норвежском короле-изгнаннике Олафе (Улафе) Святом, бежавшем из Норвегии вместе с сыном Магнусом на Русь. Приютил Улафа с сыном, как и детей английского короля Эдмунда – принцев Эдвина и Эдуарда, именно Ярослав Мудрый. Венгерские королевичи Левенте и Эндре спасались от преследований тоже при дворе Ярослава.

Возможно, именно это могущественное хлебосольство Ярослава позволило ему обогатить составляемый при нём свод законов – «Русскую Правду», нормами и тогдашнего европейского права.

Карамзин – последовательный «норманист», приводя статью XIX этого кодекса о том, что если «кто не спросив у хозяина, сядет на чужого коня, тот платит в наказание 3 гривны» – цену лошади, далее восклицает: «Сей закон слово в слово есть повторение древнего ютландского и ещё более доказывает, что гражданские уставы норманов были основанием российских»…

Однако Ютский закон появился много позднее «Правды Ярослава», да и в целом русский кодекс вырабатывался как самостоятельный правовой акт. При этом акты других народов тоже, конечно, учитывались, а постоянное наличие при дворе Ярослава представителей высшей европейской знати давало широкие возможности для консультаций, которыми любознательный Ярослав не мог не воспользоваться.

В целом же «Правда Ярослава» опиралась на обычаи славян, а не на византийские или европейские нормы – это признаёт и профессор русской истории Хоскинг в своём новейшем исследовании о России.

Ярослав был вторым великим государем в истории Русского государства, причём – вторым подряд, приняв, хотя и не без эксцессов, княжение после первого великого государя – своего отца Владимира, получившего в русских былинах славное прозвище «Красное Солнышко».

Летописец тонко уловил это, записав:

«Подобно тому, как если б кто распахал землю, а другой посеял, а иные стали бы пожинать и есть пищу обильную, так и князь Владимир распахал и умягчил сердца людей, просветивши их крещением; сын его Ярослав, насеял их книжными словами, а теперь их пожинают, принимая книжное ученье»…

Так и было – Киевская Русь вышла на торную дорогу к всестороннему развитию, включая технологическое… Обширные её династические связи с Европой, связи культурные и торговые связи позволяли уверенно предполагать, что дальнейшее развитие Руси приведёт её к ещё большему могуществу, усилению влияния и сближению с новой, молодой чисто европейской цивилизацией, начинающей формироваться в Западной Европе.

Вот кто был в супругах у сыновей Ярослава (по «Краткому Летописцу» Ломоносова): у Изяслава – «польская королевна Мечислава Второго, сестра Кажимирова»; у Святослава – «Ода, графиня штадеская, сестра Бурхарда, епископа трирского»; у Всеволода – «царевна греческая Константина Мономаха»… Последняя была матерью Владимира Мономаха, но об этом – позже.

Уже этот перечень показывает уровень престижа Киева в эпоху Ярослава и сразу после него. Михаил Васильевич Ломоносов, описывая эпоху Ярослава с её блестящими брачными союзами, заключал рассказ так: «Знатные союзы, Ярославом утверждённые, купно с военными делами, соседам страшными, возвели Россию к великой знатности и славе».

Ярослав Владимирович Мудрый как бы подытожил своей деятельностью большую и насыщенную деятельность своих предков и предшественников на великом киевском столе. Карл Маркс в работе «Секретная история дипломатии Восемнадцатого века» писал:

«Старинные карты России будучи раскрыты перед нами, обнаруживают, что эта страна некогда обладала в Европе даже бóльшими размерами, нежели те, которыми она может похвалиться ныне»…

Маркс имел в виду то влияние, которое Киев имел на юге Европы, и продолжал: «Её (России. – С.К.) непрерывное возрастание с IX по XI столетие отмечают с тревогой. Нам указывают на Олега, бросившего против Византии 88000 человек и продиктовавшего, укрепив свой щит в качестве трофея на воротах этой столицы, позорные для достоинства Восточной Римской империи условия мира. Нам указывают также на Игоря, сделавшего Византию своей данницей, и на Святослава, похвалявшегося: “Греки доставляют мне золото, драгоценные ткани… фрукты и вина, Венгрия снабжает скотом и конями, из России я получаю мёд, воск, меха и людей”, и, наконец, на Владимира, завоевавшего Крым и Ливонию и принудившего греческого императора отдать ему дочь, подобно тому, как это сделал Наполеон с германским императором. Последним актом он сочетал теократический деспотизм порфирородных с военным счастием северного завоевателя и стал одновременно государем своих подданных на земле и их покровителем и заступником на небе».

Приводя это описание Марксом Киевской Руси, академик Б.Д. Греков сообщает, что профессор С.В. Бахрушин (1882–1950) считал, что Маркс высказывал не свои мысли, а ссылался на чужие, «не беря на себя за них никакой ответственности». Но далее Греков замечает, что С.В. Бахрушин прав в том, что Маркс не проверял приводимые им факты, но, во-первых, выводы из этих фактов делал сам Маркс; а во-вторых, сами факты «совершенно доброкачественны».