Тихие Убийцы. Всемирная история ядов и отравителей - Питер Макиннис Страница 23

Свинцовый сахар, возможно, оказался неравномерно распределен в испеченном хлебе, поэтому мы не можем с уверенностью предположить, какая доза попала к отдельным людям, однако ясно, что по крайней мере некоторым из пострадавших тогда просто-напросто повезло. Тем не менее свинец содержался тогда во многих продуктах питания, больше, чем в те годы было известно об этом. Тэйлор упоминает, например, что свинину иногда солили в свинцовых бадьях, так что в мясе оставалось некоторое количество свинца. Он также свидетельствует, что к кислому вину порой прибавляли свинцовый глёт (моноокись свинца), чтобы подсластить его. Более того, это делали довольно часто.

После попадания в организм человека 97 процентов свинца оказываются связаны с эритроцитами, и в таком состоянии он остается от двух до трех недель. Часть свинца попадает в печень или в почки, а некоторое его количество поглощается гидроксиапатитом, минеральным веществом, которое встречается в костях и зубах человека. Такое поглощение позволяет нам оценивать степень прошлого воздействия свинца на организм уже умерших с помощью рентгеноскопического исследования их скелета и зубов, ас помощью анализов крови и мочи можно получить сведения об уровнях свинца в теле живых.

Если обнаружены останки человека, можно оценить степень воздействия на него свинца в прошлом. В наши дни нормальными уровнями содержания свинца в США считаются значения в диапазоне между 0,15 и 0,7 мкг на один миллилитр, при среднем допустимом значении в 0,3 мкг на миллилитр. Пороговое значение для уровня токсичности составляет всего 0,8 мкг на литр, однако биохимические последствия возникают и при меньших уровнях. В прошлом многие люди жили в условиях воздействия гораздо больших уровней свинца.

Еще одним будничным источником свинца в Викторианскую эпоху был уксус, который мог содержать до 2 процентов свинца (вместе с небольшими количествами мышьяка, меди и серной кислоты), а также табак — его ведь тогда упаковывали в «патентованную оловянную фольгу», которая на самом деле была оболочкой из свинца, покрытого слоем олова, так что одно это добавляло некоторое количество карбоната свинца. Не вся доза свинца, поступавшая тогда в организм человека, приходила с пищей, потому что свинцовая промышленность всегда была очень доходной и очень токсичной, как мы увидим в главе 7. Да и вода в кране — она также была загрязнена свинцом, поскольку водопровод состоял из свинцовых труб, хотя свинец в этом случае оказывался лишь дополнительным загрязняющим веществом.

Источники чистой воды в первой половине XXI века станут крайне важны, поскольку их будет на Земле все меньше. В некоторых районах мира неконтролируемое увеличение народонаселения все больше заставит людей использовать подземные воды, но за это придется расплачиваться появлением серьезных проблем в ситуациях, когда отбор воды из водоносных подземных слоев превышает ее восполнение; впрочем, в этой связи возникнет целый набор проблем.

В Бангладеш, например, рост населения привел к тому, что поверхностные воды сильно загрязнены, и это приводит к частым заболеваниям дизентерией и еще более опасными заболеваниями. Неглубокие артезианские скважины обычно дают воду с таким же уровнем загрязнения, как и в поверхностной воде. И тут на сцене появляется Всемирный банк, решивший финансировать проекты использования технологии трубчатых колодцев. У этого способа получения воды есть несколько вариантов, однако в любом из них в конце концов дело сводится к тому, что труба малого диаметра входит в достаточно глубокий слой с чистой и незагрязненной водой. С точки зрения отсутствия болезнетворных бактерий или микробов эта вода, разумеется, была чистой и, что хорошо, легкодоступной, однако в результате всех этих достижений оказалось, что многие жители Бангладеш теперь употребляют воду, которая по уровню растворенного мышьяка существенно превосходит рекомендации Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ).

К тому моменту в начале 1990-х годов, когда это стало очевидным, некоторые потребители артезианской воды уже пили ее в течение двадцати лет! Но почему же никто ничего не заметил раньше? Короткий ответ заключается в следующем: мышьяк накапливается в организме постепенно, так что состояние у людей ухудшается медленно, а посему ни у кого не было отмечено классических, резких симптомов отравления мышьяком, какие начинаются при отравлении большой дозой крысиного яда. Это увеличение содержания мышьяка в организме приводит к медленному, однако от этого не менее смертельному повреждению отдельных органов в теле человека, а также к заболеванию различными видами рака; вместе с тем уровень медицинского обслуживания в сельских районах Бангладеш недостаточен для того, чтобы обнаружить эту тенденцию.

В развитых странах, где причины всех смертей, равно как и определенные виды болезней, становятся темой тщательного исследования, эту проблему обнаружили бы гораздо раньше. Результаты подобных исследований наносят на графики и их внимательно изучают эпидемиологи, чтобы понять, о каких тенденциях в развитии болезней можно говорить. Такая роскошь пока что недоступна развивающимся странам, поэтому сигнал о возникших проблемах оказался не получен. Дело осложнялось еще и тем, что загрязненная мышьяком вода поступает только из трубчатых колодцев, забирающих воду с горизонтов на глубине от 20 до 60 метров, хотя даже там содержание мышьяка может весьма различаться. По мере того как поднимается и опускается подземный водный горизонт, значения загрязнения меняются в довольно больших пределах. Короче, не было явных улик, не обнаруживались четкие тенденции, которые еще можно было бы уловить при чтении документации, находившейся в столице, далеко от места событий, — а на местах тем временем распространялись болезни, и люди медленно умирали от чего-то, явно не связанного с действием какого-то яда.

Отравителем в данном случае является сама природа, хотя кое-кому и хотелось бы возложить вину на Всемирный банк. Он, конечно, постоянно является излюбленной мишенью для критики различных политически активных деятелей, поскольку у Всемирного банка немало грандиозных планов, которые, по чьему-то мнению, не подходят для стран развивающегося мира. В Юго-Восточной Азии эта организация, как рассказал мне австралийский поэт Марк О’Коннор, не пользуется большим уважением.