Последний штурм — Севастополь - Сергей Ченнык Страница 23

Главнокомандующий был достаточно образованным военным, чтобы не понимать ничтожно малую перспективу навязываемого ему свыше решения. Более того, по мнению Тарле, он был сам убежден в грядущей неминуемой катастрофе, о чем мы выше уже неоднократно упоминали. Как опытный царедворец, с целью отвлечения императорского гнева, 3 августа 1855 года он пишет военному министру: «…Я иду на неприятеля, потому что если бы я этого не сделал, то Севастополь все равно был бы через очень короткое время потерян. Неприятель действует медленно и обдуманно, он собрал сказочную массу снарядов…, — это видно даже невооруженным глазом. Неприятельские апроши сдавливают нас все более и более, и в Севастополе уже нет ни одного непоражаемого места, пули свищут на Николаевской площади. Не следует обманываться, я иду на неприятеля в отвратительных условиях. Его позиция очень сильна, на его левом фланге почти отвесная и очень укрепленная Гасфортова гора, по правую руку Федюхины горы, перед которыми глубокий наполненный водой канал, через который можно будет перейти только по мостам, наводимым под прямым огнем неприятеля. У меня 43 тысячи человек; если неприятель здравомыслен, он противопоставит мне 60 тысяч. Если, — на что надеюсь мало, — счастье будет мне благоприятствовать, я позабочусь извлечь пользу из своего успеха. В противном случае нужно будет подчиниться божьей воле. Я отступлю на Мекензиеву гору и постараюсь эвакуировать Севастополь с возможно меньшим уроном. Я надеюсь, что мост через бухту будет вовремя готов и что это облегчит мне задачу. Благоволите вспомнить обещание, которое вы мне дали, — оправдывать меня в нужное время в должном месте. Если дела примут худой оборот, в этом вина не моя. Я сделал все возможное. Но задача была слишком трудна с момента моего прибытия в Крым».

В этом письме явственно просматривается предпосылка надвигающейся беды. Ведущий массы войск в сражение полководец более озабочен не судьбами людей, готовых безропотно выполнить его приказ, верящих ему, а личной безопасностью, ради которой он безрассудно бросает их в предприятие, от которого сильно пахнет авантюрой. Не имея веры в успех, Горчаков понимает, что «…будет разбит и что значительная часть армии… без всякой пользы для дела, усеет тысячами своих трупов Федюхины высоты и подножие Сапун-горы».

Тарле обращает внимание на желание многих участников военного совета откреститься от одобрения плана главнокомандующего: «…на роковом военном совете 29 июля 1855 г. генералы указывали, что всякое сражение в тылу неприятельской армии опасно, что Федюхины горы, которые надлежало атаковать, неприступны, что наши переправочные средства неудовлетворительны, а берега Черной речки очень топки, что дальнобойных орудий для обстрела неприятельских позиций у нас мало…».

Одним из аргументов, повлиявшим на утверждение штабом главнокомандующего, и, в первую очередь, непосредственно самим Горчаковым, решения атаковать позиции неприятеля на Федюхиных высотах, было существенное усиление военной группировки русских войск в Крыму во второй половине лета 1855 г.: «… 4-я и 5-я пехотные дивизии прибыли в последних числах июня 1855 года в состав Крымской армии и были поставлены на позиции при р. Каче впереди Бахчисарая.

Прибытие этих двух свежих дивизий, горевших желанием вступить в бой, решило Главнокомандующего Армиею подействовать на правый фланг общей неприятельской позиции, занимавшей Федюхины и Гасфортову горы, вероятно с целью отвлечь, хоть несколько, силы союзников от Севастополя».

^{После боя. Уборка раненых и убитых французскими русскими солдатами.}

Похоже, лавры успешной Балаклавы, выигранной Меншиковым, не давали Горчакову покоя и он надеялся на повторение «… дела 13 октября; но удобное для этого время было уже упущено. Павел Петрович, зная хорошо местность, об атаке которой шла речь, употреблял все свое усилие и приводил всевозможные доводы, чтобы отклонить дело, имевшее все шансы против себя… Результатом этого совещания было решение открыть действие на левом фланге, т.е. с одной стороны у деревни Шули, а с другой на Гасфортову гору, и уже впоследствии предпринять что-нибудь против Федюхиных высот».

Таким образом, военный совет еще не начинался, а личное мнение Липранди не играло абсолютно никакой роли и никак не могло повлиять на решение главнокомандующего, упорно совершающего очередную, но едва ли не самую грандиозную ошибку в Крымской войне. Американский военный историк капитан Уолтер Тревис в своей статье «Военный гений в Крымской войне» справедливо считает, что союзное командование, как и русское, тоже совершало ошибки, но в отличие от последнего они не носили характер роковых.

Наверное Черная речка — наилучшее тому подтверждение.

^{Английские солдаты — инвалиды Крымской войны. Фотография сделана в 1858 г. во время посещения госпиталя королевой Викторией.}