Оскал смерти. 1941 год на Восточном фронте - Генрих Хаапе Страница 23

Эта эмблема французской армии окажется в дальнейшем в одном из подразделений нашей фронтовой пропаганды, которое сделает на ней целый «капитал». Полевая солдатская газета гласила тогда: «Наш фельдмаршал и фюрер Адольф Гитлер уже наглядно продемонстрировал всему миру, что принимаемые им планы неизменно и безукоризненно воплощаются в реальность. Так было и с Планом Шлиффена, в результате выполнения которого германские дивизии одержали блистательную победу во Франции. С тем же настроем принимает фюрер символическое послание ему от великого корсиканца и ведет Вермахт к великой и окончательной победе над русским колоссом. Мы находимся на заре великой эры — эры могучей объединенной Европы. Наполеон не смог воплотить в действительность этот великий идеал, но он станет реальным фактом нашей жизни под предводительством и руководством фюрера».

Наш отдых около Березины продолжался около полутора-двух часов. Мы с непередаваемым наслаждением тщательно вымыли в реке голову и верхнюю часть тела по пояс, смыв с него ужасную запекшуюся корку пыли. Прохладная речная вода охладила наши пылающие от пота вперемешку с пылью глаза и освежила потрескавшиеся от жажды губы. И — снова вперед, километр за километром, но теперь уже по самой России.

На двадцать пятый день войны, 12 июля, мы получили сразу несколько полевых газет с информационными сводками о боевых действиях. Увидев в напечатанном виде новости о битве за Минск, мы приветствовали прочитанное громкими одобрительными восклицаниями. «Битва за Минск закончена. Нашей Группе армий „Центр“ противостояли четыре русских армии. В результате все они потерпели поражение — либо были разгромлены, либо обращены в беспорядочное бегство; захваченными в плен оказались триста тысяч русских солдат и офицеров; также захвачены или уничтожены две тысячи шестьсот танков и тысяча пятьсот артиллерийских орудий. Неприятелем понесены огромные потери убитыми…»

По мере нашего продвижения вперед враг продолжает откатываться на восток. Кажется, что наш батальон так никогда уже и не нагонит его. Как будто нашей войне так и суждено остаться одним непрерывным марафоном — до Урала или даже еще дальше.

С огромным облегчением слушаем мы новости, приносимые разведкой: враг занимает оборонительные позиции и окапывается на линии Полоцк — Орша — Витебск. Реки, озера и густые леса формируют собой дополнительную линию естественных оборонительных укреплений, а в совокупности с железобетонными бункерами и противотанковыми рвами все это составляет единую и очень сильно укрепленную систему защиты, так называемую «линию Сталина» — первый по-настоящему серьезный барьер в главной системе обороны Москвы. Теперь мы уже больше не сомневаемся в том, что враг наконец намерен закрепиться и сражаться. Мы счастливы, мы можем смеяться над пылью, над жарой, над жаждой — ведь впереди, до передовых позиций, нам остается преодолеть всего каких-то тридцать-тридцать пять километров. Наши головные отряды и бронетанковые подразделения в настоящий момент уже вовлечены в серьезное сражение. Сопротивление врага на восточном берегу Двины с каждым часом становится все более жестким. До нас доходят сведения с передовой о том, что нашими бронетанковыми частями и моторизированными подразделениями пехоты получены приказы прекратить свои атаки, закрепиться на захваченных позициях и удерживать их до тех пор, пока к ним не подтянутся следующие за ними подразделения наших войск.

Нас наконец ждет настоящая война!

Колонна бодрым шагом покачивается вдоль дороги, взволнованно устремляясь навстречу своей судьбе. Теперь у нас есть вполне определенный пункт назначения, конкретная цель, и нас отделяют от нее всего какие-то считаные километры.

Через день после переправки через Березину нам приказано остановиться и разбить укрепленный лагерь позади огромного и лишенного древесной растительности холма. С его гребня хорошо просматривается лежащая прямо под нами, в районе слияния двух соседних озер, небольшая деревня Гомели. Впереди и справа от нас, насколько хватает взгляда, раскинулось первое, довольно большое озеро; узенькая полоска воды соединяет его с вторым озером — тем, что поменьше и что находится слева от нас. За Гомелями и озерами просматриваются многочисленные противотанковые рвы, блиндажи и оборонительные заграждения из колючей проволоки сталинской линии обороны, которую нам и предстоит прорвать. Уж на этот-то раз наш батальон не будет оставлен в резерве. Мы должны будем стать первой волной атакующих частей, и именно мы будем штурмовать эти теснины у Гомелей.

* * *

На следующий день от разведывательных подразделений до нас дошли новости о том, что наша задача будет далеко не такой уж и простой. Русские части заняли Гомели и разрушили мост над водной перемычкой между двумя озерами. От языков, захваченных нашими лазутчиками, удалось получить очень ценные сведения. Все имевшиеся подходы к мосту надежно контролировались из двух расположенных поблизости блиндажей, а узкие теснины, через которые мы рассчитывали прорваться, также находились под перекрестным огнем из других пяти блиндажей. Еще больше блиндажей имелось у врага в глубине его позиций. Прежде всего нам надлежало очистить от красных деревню, затем переправиться через водную перемычку, выбить врага из блиндажей около деревни и, наконец, подавить сопротивление его тыловых блиндажей и полевых оборонительных позиций, артиллерийская подготовка по которым перед нашим наступлением не проводилась.

С помощью своих помощников я довел до обязательного сведения всех солдат батальона приказ, запрещающий любые приемы пищи в последние шесть часов перед началом нашего наступления. Сделано это было для того, чтобы увеличить шансы остаться в живых тем, кому не посчастливится получить ранение в живот. В своих разъяснениях к этому запрету я особо подчеркивал, что даже маленький кусочек хлеба, попав в желудок, вызывает усиленное кровообеспечение кишечника и в случае ранения брюшной полости внутреннее кровоизлияние окажется в результате значительно более интенсивным. С целью проведения короткого координирующего совещания с Нойхоффом, Хиллеманнсом и Кагенеком к нам прибыл командир полка оберст Беккер со своим адъютантом фон Калкройтом. Пока оно проходило, я раздал нашим солдатам зеленые камуфлированные противомоскитные наголовные сетки в качестве защиты от полчищ комаров, наводнявших собой эту болотистую местность в просто-таки ужасающем количестве, но в особенности — для защиты от каких-то неизвестных не то комаров, не то москитов, обладавших не только совершенно невероятными размерами, но и, самое главное, имевших помимо хоботка для высасывания крови еще и жало. Их атаки на нас, особенно по ночам, были чем-то страшным. За их размеры и свирепость мы прозвали этих монстров «штуками» — в честь наших пикирующих бомбардировщиков Junkers Ju-87 «Stuka».

В восемь часов вечера Нойхофф устроил общее собрание для офицеров батальона. Жара к тому часу уже спала, но солнце упорно не спешило опускаться за горизонт, как будто не желало — хотя бы даже на короткую летнюю ночь — расставаться со своей властью над всем сущим. Какой-то солдат наигрывал на губной гармонике популярный немецкий мотивчик, кучка его приятелей как-то лениво и нестройно подпевала ему хором. Слабый ветерок разносил от полевой кухни запах неизменного гуляша. А всего в каких-то считаных километрах от нас — в пределах не только прямой видимости, но и слышимости — притаившиеся в своих укрытиях русские напряженно ожидали нашего завтрашнего наступления.