От Кяхты до Кульджи: путешествие в Центральную Азию и китай. Мои путешествия по Сибири - Владимир Обручев Страница 23

Я хорошо отдохнул у гостеприимных миссионеров на окраине Ордоса и 13 февраля отправился дальше. Нужно сказать несколько слов о зимней погоде в Северном Китае. Несмотря на январь и февраль, т. е. середину и конец зимы, погода была вполне благоприятная для путешествия. По ночам держались морозы, но небольшие, градусов 5—10, редко до 15; в ясные дни было совсем тепло, в пасмурные – около нуля, за исключением ветреных дней, когда было холоднее. Снег за все время выпал только один раз, еще на плато Шаньси, небольшой, и быстро исчез, сделав только дорогу по лёссу грязной. Отдельными пятнами он лежал еще на склонах гор в долине Желтой реки, где забереги льда и ледоход напоминали о зиме. На плато Шэньси и на окраине Ордоса нигде не было снега. Летом здесь было бы хуже – сильная жара, густая пыль лёсса, а в случае дождя – глубокая липкая грязь на дорогах. Осенью и весной не так жарко, но часты пыльные ветры, сильные колебания температуры и, после ветра, дождь и грязь. На окраине Ордоса ветер дул почти ежедневно, более или менее пыльный; один раз шел снег.

Выехав из миссии, мы миновали р. Сяохэ по утлому мосту и поднялись на другой ее берег. Погода была неприятная: сильный ветер дул навстречу, воздух был наполнен пылью, солнца не было видно. Между рекой и городком Нинтяолян дорога пересекает пески, надвинувшиеся из пустыни в виде отдельных барханов и коротких цепей их. Здесь мы попали в настоящую пыльную бурю, и нам пришлось надеть очки с боковой сеткой, защищающие глаза от песчинок, которые носятся в воздухе. Мы ехали в песчаном тумане, который ветер срывал с барханов. Впрочем, это был только «хуанфын», т. е. «желтый ветер», по определению китайцев; более сильный, когда от массы пыли становится темно, они называют «хыйфын», т. е. «черный ветер». Эти пески отвоевали уже всю площадь между речкой и городком, шириной около 7–8 км; в промежутках между барханами можно было еще различить следы борозд пашен и валики по межам; кое-где попадались погибающие деревья. Пески были нанесены ветрами с северо-запада – из Ордоса, где расположена огромная площадь их. В этот день ветер дул с юго-запада, и можно было наблюдать, как быстро он переформировывал барханы, созданные господствующими северо-западными ветрами, выдувая глубокие борозды на гребнях и перемещая рога.

Городок Нинтяолян небольшой и отчасти состоит из развалин; с запада и северо-запада на него уже надвинулись пески, образующие холмы до 3–5 м высотой на дворах и улицах; некоторые дома уже скрылись в песке до крыши или до половины стен, и городку в близком будущем грозила гибель.

В течение восьми дней мы двигались по окраине Ордоса. Дорога то поднималась на плоские лёссовые высоты, выдвигавшиеся с юга со стороны плато, остававшегося на горизонте, то шла по равнине вдоль подножия плато, принадлежавшего уже провинции Ганьсу. Все время вдоль дороги тянулась Великая стена, представлявшая собой местами простой сглаженный вал, местами же более или менее высокую стену с отдельными брешами; на известных расстояниях друг от друга поднимались то глинобитные, то кирпичные башни в разной степени разрушения. В этой местности стена давно уже потеряла всякое значение и никем не охранялась и не поддерживалась.

На этом пути мы миновали четыре города: Анбянь, Цзуандин, Диньбянь и Хуамачен; окруженные высокой стеной с зубцами, с большими башнями над воротами, они снаружи производили внушительное впечатление. Когда-то в них стояли гарнизоны войск для отражения нападений кочевников Ордоса. Но эти времена давно миновали. Вместо гарнизонов остались маленькие отряды из десятка-другого солдат, проводивших время в бездействии и курении опиума. Внутри города, за стенами – развалины, пустыри и только вдоль главной улицы отдельные скромные лавки. Местность бедная, слабо населенная земледельцами из-за частых неурожаев; хотя почва на лёссовых увалах плодородная, но дождей мало, а искусственное орошение невозможно. Все эти города производили впечатление совершенно ненужных, умирающих; ворота содержались небрежно, своды их разрушались.

Справа от дороги, на большем или меньшем расстоянии, тянулись сплошные барханные пески Южного Ордоса, местами подступавшие к Великой стене, местами отделенные полосой солончаков. Перед г. Диньбянь мы пересекли длинную полосу барханов, выдававшуюся большим языком на юг, вглубь широкой долины в лёссовом плато. Отдельные барханы достигали высоты 15–20 м и имели типичную форму с рогами у крутого подветренного склона. У г. Хуамачен северо-западная стена была сильно занесена песком, надвинувшимся на нее большими барханами, достигавшими местами высоты стены. Через стену песок переносится и в город, засыпая улицы и дома. Эти «пионеры пустыни», высланные песками Ордоса на завоевание новых пространств, ясно доказывали, что через известное время вся эта окраина будет поглощена пустыней, если не будут приняты меры для закрепления песков, что требует больших затрат, возможных только в будущем.

Селения на этом пути встречались не часто, были маленькие; некоторые были брошены и представляли развалины. Попадались отдельные фанзы и маленькие постоялые дворы. Вблизи г. Хуамачен, за Великой стеной расположено несколько соленых озер, в которых китайцы и монголы добывают самосадочную соль. В первое из этих озер впадает ручеек с заметно соленой водой, который пересекла наша дорога. За этим городом Великая стена в одном месте делится на две ветви, а по соседству находятся развалины укрепления Гаобинпу. В этой малонаселенной местности мы ежедневно встречали небольшие стада антилоп, которые паслись за Великой стеной на солончаках и равнинах и подходили иногда совсем близко к стене. К ним удавалось подойти на выстрел, и я добыл несколько штук, что было очень кстати, так как на постоялых дворах и в городах мяса в продаже не было. Весной антилопы уходят в пески, где, благодаря дождям, в котловинах появляется свежая трава. Осенью и зимой они держатся в степи южной окраины Ордоса, где корма больше.

На последнем переходе к Желтой реке мы миновали развалины двух городов; здесь, непосредственно за Великой стеной тянулись сплошные пески Ордоса. Дорога поднялась на низкий кряж Аршан-Ула, с которого открылся вид на долину Желтой реки. На противоположном берегу виднелись рощи, селения, поля, представлявшие резкий контраст с унылой местностью, по которой мы шли от Сяочао. На западном горизонте сквозь пелену пыли можно было различить зубчатый гребень Алашанского хребта.

Желтая река собиралась сбросить ледяной покров. Немного южнее видны были уже полыньи, на которые садились для отдыха стаи уток, летевших на север, отмечая наступление весны. Мой караван перешел реку по льду, который местами трещал под ногами мулов. Ширина реки в этом месте достигала 800 м. Если бы мы опоздали на день, пришлось бы ждать не меньше недели, пока пройдет лед и установится переправа. За рекой пошли пашни, рощи, канавы, по которым вода из реки была выведена для орошения полей. Мы въехали в большой город Нинся и остановились в доме нашего посредника, везшего нас из Пекина. Он был очень рад моему предложению остаться в городе несколько дней, чтобы я мог налегке сделать экскурсию в Алашанский хребет.

На следующий день я отправился вдвоем с Цоктоевым с легким вьюком на двух мулах, на которых примостились и два китайца из наших возчиков. Миновали широкую культурную полосу, которая тянется вдоль Желтой реки, орошена выведенными из нее каналами и занята полями, рощами и поселками, а также пустырями, заполненными спущенной с полей водой или покрытыми густыми выцветами солей, которую вода извлекает из почвы и оставляет при испарении. Затем началась пустыня, которая окаймляет подножие хребта; на ее песчано-глинистой почве, усыпанной галькой, только кое-где торчат чахлые кустики. Но развалины города Писачен, расположенные на расстоянии около трех верст от культурной полосы, доказывали, что последняя прежде была шире; тут же пролегал земляной вал без башен, который местные жители также величают Великой стеной; второй вал – с развалинами башен – мы миновали еще в пределах культурной полосы.