Супербомба для супердержавы. Тайны создания термоядерного оружия - Владимир Губарев Страница 23

Дочь Н.С. Хрущева однажды заметила, что подходить к отцу, оценивать его поступки привычными общепринятыми мерками не следует, потому что в его противоречивости была своя логика. Потом Рада Никитична процитировала известные строки Федора Тютчева о таинственной русской душе, тем самым поставив точку в нашем разговоре.

Я работал над историей Атомного проекта СССР, а потому все, что происходило вокруг создания термоядерного оружия, меня интересовало особенно. Это были годы, когда к власти пришел Н.С. Хрущев, и от его поведения, от его характера, от его поступков зависело очень многое. Впрочем, как это всегда бывало в нашей стране, вожди определяли «лицо эпохи», а нам оставалось лишь комментировать события. Все зависимости от того, были мы мальчишками ими академиками.

Никита Хрущев, думаю, работы философа Николая Бердяева не читал. Иначе он обязательно «реабилитировал бы» его и в своих речах цитировал, потому что слова и мысли Бердяева, как мне кажется, весьма созвучны делам Хрущева. И тогда многое в происшедших событиях 1961 года нам становится понятным и объяснимым.

Итак, слово Бердяеву:

«Для нас самих Россия остается неразгаданной тайной. Россия — противоречива, антиномична: Душа России не покрывается никакими доктринами. Тютчев сказал про свою Россию:

Умом Россию не понять,

Аршином общим не измерить;

У ней особенная стать —

В Россию можно только верить.

И поистине можно сказать, что Россия непостижима для ума и неизмерима никакими аршинами доктрин и учений. А верит в Россию каждый по-своему, и каждый находит в полном противоречий бытии России факты для подтверждения своей веры. Подойти к разгадке тайны, сокрытой в душе России, можно, сразу же признав антиномичность России, жуткую ее противоречивость. Тогда русское самосознание освобождается от лживых и фальшивых идеализаций, от отталкивающего бахвальства, равно как и от бесхарактерного космополитического отрицания и иноземного рабства».

Теперь дела, поступки и образ мышления руководителя страны Н.С. Хрущева в том памятном 1961 году, когда родилась «Кузькина мать», можно понять и оценить.

Прав он был или ошибался? История до нынешнего дня еще не дала точный и верный ответ…

Ядерные испытания не проводились — мораторий еще действовал. Советское руководство купалось в зареве славы, вставшей над планетой после полета Юрия Гагарина.

В США ускоренными темпами наращивалось производство ядерных бомб и водородных зарядов.

В Днепропетровске началось серийное производство межконтинентальных ракет конструкции Михаила Янгеля. Вскоре Хрущев сообщит, что «мы производим теперь ракеты на конвейере, как сосиски».

В 1959 году Н.С. Хрущев выступал на Генеральной сессии ООН. Он внес предложение о всеобщем и полном разоружении.

А за несколько дней до своего выступления он встречался с президентом США Д. Эйзенхауэром. Им обоим было о чем вспомнить: оба прошли Вторую мировую войну. Алексей Аджубей, в частности, вспомнил такой эпизод этой встречи:

«Вдруг Эйзенхауэр спросил Хрущева, каким образом Советское правительство регулирует выделение средств на военные программы. «А как вы, господин президент?» — поинтересовался, в свою очередь, Никита Сергеевич. Эйзенхауэр развел руками, прихлопнул по коленке: «Прибегают ко мне наши военные, расписывают, какие у русских потрясающие достижения, и тут же требуют деньги — не можем мы отстать от Советов!» — «Вот так же иу нас, — подхватил мысль президента Хрущев, — приходят военные, расписывают, какие потрясающие достижения у американцев. И требуют денег. Мы ведь не можем отстать от Соединенных Штатов».

Гость и хозяин рассмеялись. Никита Сергеевич часто пересказывал этот эпизод».

В тот момент ни Эйзенхауэр, ни Хрущев не задумались о том, насколько они близки к Истине. Ведь именно такое соперничество было в основе «холодной войны», которая разгоралась все сильнее.

Передний край ее проходил через Арзамас-16 и Челябинск-70 — дваЯдерных центра Советского Союза. Вспоминает Главный конструктор академик Борис Литвинов:

«Исключение ядерных испытаний из процесса разработки ядерного заряда равносильно исключению из процесса создания самолета этапа начальных полетов. Ведь только сумасшедшему может прийти в голову мысль выпустить самолет для полетов с пассажирами без опробования его опытными летчиками-испытателями, хотя летным испытаниям и предшествует большая работа проектировщиков, конструкторов, технологов, в результате которой рождается крылатая машина. В отличие от примера с самолетом при создании ядерного заряда перед этапом проектно-конструкторских работ стоит очень важный этап расчетно-теоретических исследований, на котором моделируются процессы возникновения и развития ядерного взрыва. Ядерный взрыв — явление архисложное… Не существует никакого другого способа, кроме испытательного ядерного взрыва, чтобы определить реальность принятой модели. Только тщательные и тонкие физические измерения излучений и эффектов ядерного взрыва позволяют установить, насколько наши представления о работоспособности и энерговыделении данного образца ядерного заряда соответствуют его реальным возможностям. Вот почему испытательный ядерный взрыв для ядерного заряда можно считать равнозначным первому испытательному полету вновь создаваемого самолета. Конечно, можно создавать проекты самолетов и без полетов, на бумаге и даже в металле, но вот отпустить самолет в полет с пассажирами не решится никто.

Так и произошло в НИИ-1011. Новые ядерные заряды, ожидаемые характеристики которых соответствовали заказам военных, превращались в «металл», но это были «нелетавшие самолеты». Они ждали своих «полетов» — ядерных испытательных взрывов».

НИИ-1011 — это молодой Ядерный центр на Урале, который был создан в 1956 году.

Хрущев прислушивался к мнению атомщиков и военных. Особенно после того конфликта, который случился с И.В. Курчатовым и К.И. Щелкиным.

Незадолго до своей смерти Игорь Васильевич Курчатов не поддержал идею мощных ядерных взрывов. Он считал, что тех зарядов, которые уже созданы, вполне достаточно. Ясно, что на него повлиял Главный конструктор и Научный руководитель Уральского центра Кирилл Иванович Щелкин. Авторитет этого выдающегося физика и конструктора, трижды Героя Социалистического Труда был огромен, но тем не менее Хрущев в резких тонах выразил свое недовольство. Но Щелкин настаивал на своем. Неожиданно он подает заявление, мол, «по состоянию здоровья» он не может руководить Ядерным центром. Хрущев негодует и… распоряжается отправить Щелкинана пенсию! К стыду руководства, Щелкину устанавливают обычную пенсию, звезды Героя, Ленинская и Государственные премии уже не играют никакого значения: не подчинился — наказываем!