Махно и его время. О Великой революции и Гражданской войне 1917-1922 гг. в России и на Украине - Александр Шубин Страница 22

Красные приближались к Киеву. Гуляйпольскому совету никто пока не угрожал.

* * *

Пока бойцы под красными знамёнами с пением Интернационала шли на смерть за Власть советов, у них в тылу укреплялась Советская власть. Становилось заметно, что это — не одно и то же.

Российская революция была мощным движением огромных людских масс, которые стремились изменить свою жизнь к лучшему. Эта революция первоначально ставила перед собой три важнейших цели: народовластие, политическую свободу («волю») и социальную справедливость. Справедливость понималась как передача в полное распоряжение земли крестьянам, а фабрик — рабочим. Рабочие, крестьяне и интеллигенты считали, что народовластие обеспечит переход к свободному труду на своей земле и своих предприятиях. Разогнав Учредительное собрание, большевики нанесли удар по народовластию. Ещё раньше они ограничили политические свободы граждан, в том числе и рабочих, от имени которых выступали. Большевики проводили аресты недовольных и на время прекратили перевыборы в советы, чтобы не потерять большинство в них. Но, укрепив свою диктаторскую власть, большевики надеялись провести социальную революцию, сделав отношения между людьми более справедливыми. В политике большевиков образовалось противоречие между политическим и социальными задачами революции.

До середины 1918 г. радикальные массы не замечали это противоречие, воспринимали его как россыпь досадных недоразумений, не замечая за деревьями леса. Люди, согласные с общим курсом режима, не склонны считать его диктатурой. Правительство действует так, как хочет народ — какая же это диктатура? Но ведь речь идёт не обо всём народе, а о той его части, к которой относится говорящий… Пока Махно проводил свой первый социалистический эксперимент, в крупных городах России шла красногвардейская атака на капитал, рабочие брали предприятия в свои руки, советы распоряжались в городах, а крестьяне делили землю. Махно мог чувствовать себя частью большого дела, которому Ленин придал всероссийский размах. И Ленин видел в таких людях, как Махно, своих союзников: «теперь, в эпоху коренной ломки буржуазного строя понятия об анархизме принимают, наконец, жизненные очертания… И в то время, как одни анархисты с боязнью говорят о Советах, всё ещё находясь под влиянием устаревших взглядов, новое, свежее течение анархизма определённо стоит на стороне Советов, в которых видит жизненность и способность вызвать в массах сочувствие и творческую силу» ^[101]. Это сказано с трибуны III съезда советов в январе 1918 г. Слово «анархизм» здесь употреблено в качестве синонима слова «коммунизм». На будущий год и позднее Ленин будет говорить об анархии только как о синониме стихии и бунта. Был ли он искренен в январе 1918 г.?

Определённо, в 1917 г. Ленин, как и анархисты, рассчитывал на самоорганизацию масс, которые, лишь при общем руководстве коммунистов и их союзников, смогут создать основы коммунистических отношений. Ведь эти отношения в соответствии с теорией марксизма естественно вытекают из краха капитализма. Но жизнь оказалась сложнее, переход от капитализма к новому обществу вёл через хаос, результаты самоорганизации разочаровывали. Нужно было выбирать — или самоорганизация, самоуправление, низовая демократия, или «строительство» нового строя, новой экономики, а значит — управление, подчинение, диктатура. Советская самоорганизация была для Ленина средством, а коммунизм — целью. Выбор было сделать легко.

В апреле, в разгар сложной политической борьбы, Ленин считает возможным переосмыслить многое из того, что было сформулировано им в 1917 г. Новое кредо Ленина называлось прозаично: «Очередные задачи Советской власти».

Перед Лениным и его партией стоит предложенная ещё Марксом задача построения сверхцентрализованного нетоварного общества, своего рода единой мировой фабрики, в которой страны обмениваются продуктами в соответствии с единым планом. В таком обществе не должно быть социальных противоречий, потому что все подчиняются создателям плана.

И это — задача ближайшего будущего. На повестке дня стоит «созидательная работа налаживания чрезвычайно сложной и тонкой сети новых организационных отношений, охватывающих планомерное производство и распределение продуктов, необходимых для существования десятков миллионов людей» ^[102].

Утопия? Конечно утопично представление о том, что некий «планомерный» механизм может учесть все возможности и потребности людей (даже если им управляют идеально умные и честные люди). Но Ленин не был утопистом — он вовсе не придерживался догм. Он был готов пойти на значительные изменения программных целей ради того, чтобы удержать свою партию у власти до момента, когда радикальное преобразование общества, создание единого хозяйства с «планомерным производством и распределением продуктов, необходимых для существования десятков миллионов людей» станет возможным. Ленину не довелось дожить до этого времени, но его работа помогла создать предпосылки для тоталитарного эксперимента 30-х гг. Первую попытку подобного рода Ленин планировал уже в 1918 г.

Для начала необходимо стабилизировать обстановку в промышленности, где после поддержанной большевиками «красногвардейской атаки на капитал» царил хаос. Сразу же после большевистского переворота, рабочие стали захватывать фабрики в свои руки. Но если до октября в таких случаях они пытались организовать производственное самоуправление и хозяйничать самостоятельно, то теперь им присылали красного комиссара, представителя советского правительства, который должен был заменить капиталиста. Поскольку красные директора смыслили в производстве ещё меньше рядовых рабочих, производство замирало. Отход от принципа «фабрики — рабочим» в пользу беспорядочной национализации оказался губителен для промышленности.

Махно в своей глубинке тоже «налаживал связи». Но для начала он считал нужным установить экономические отношения конкретных рабочих и крестьян «по горизонтали». Этот путь плохо согласовывался с ленинской стратегией планомерного производства и распределения сразу для всех.

Ленин предлагает прекратить беспорядочную «красногвардейскую атаку» на капитал. Беспорядочная национализация не создаёт стройной системы, которой легко управлять. Но «в войне против капитала движения вперёд остановить нельзя… продолжать наступление на этого врага трудящихся безусловно необходимо» ^[103] — начинается национализация целых отраслей.

На национализированных предприятиях уже вводятся по настоянию Ленина так называемые «Брянские правила» распорядка, устанавливающие режим беспрекословного подчинения начальству.

Ленин требовал от рабочих и служащих: «Веди аккуратно и добросовестно счёт денег, хозяйничай экономно, не лодырничай, не воруй, соблюдай строжайшую дисциплину в труде…» ^[104]. Если рабочий не захочет с энтузиазмом работать на нового хозяина — государство-партию — то он уже не рабочий, а хулиган — в такой же степени враг, как и эксплуататор: «Диктатура есть железная власть, революционно-смелая и быстрая, беспощадная в подавлении как эксплуататоров, так и хулиганов» ^[105]. Чтобы не было сомнений в том, как надо их подавлять, Ленин пишет о «поимке и расстреле взяточников и жуликов и т.д.» ^[106].