Восстановление Римской империи. Реформаторы Церкви и претенденты на власть - Питер Хизер Страница 22

Самопрезентация Теодориха также была тщательно нацелена на другой главный путь к сердцам церковной и светской римских элит своих новых итальянских владений. Светская элита охватывала сравнительно небольшой по численности ряд семей, которые контролировали источники финансовой власти в королевстве. И они, и различные институты католической церкви получили свое главенствующее положение в первую очередь благодаря землям, которыми они владели. Это давало богатства, позволявшие им на местах управлять политикой и оказывать влияние на администрацию. На самом деле во время существования империи именно их готовность собирать и платить государству налоги, полученные от сельскохозяйственной деятельности в их собственных имениях и от всех своих арендаторов и подчиненных, поддерживала все здание империи. Правитель, обладающий военной силой, всегда может попытаться заставить платить, но налогообложение – политический вопрос, и успешное налогообложение обычно в значительной степени требует согласия. В случае с римлянами государство купило его у элиты землевладельцев отчасти благодаря покровительству, оказанному им в виде предоставления должностей, но главным образом через законодательство. Из-за того, что римская землевладельческая элита была относительно мала, а владела столь многим, она оказалась потенциально чрезвычайно уязвима относительно агрессии со стороны тех многих, но менее удачливых. И когда вся эта чепуха относительно разумного, внушенного Богом общественного порядка отметается в сторону, становится ясно, что римское право лишь определяло и защищало права собственности, так что порожденная и поддерживаемая государством правовая система является главной опорой установившейся власти элиты. Это на самом деле было главной quid pro quo ^[55], заставлявшей их быть готовыми к тому, чтобы взамен собирать и платить налоги.

Здесь тоже Теодорих был прав относительно денег в том, что ключевой аспект его решительной приверженности римскому образу жизни принял форму ориентации на продолжение действия римского права. По сути, это означало прямую гарантию того, что состояния старых римских элит Италии (не говоря уже о еще более богатых священнослужителях), выраженные в земельных владениях, будут сохранены навсегда. Старая сделка будет уважаться новой властью. Это опять-таки было гораздо больше, чем простая пассивность со стороны Теодориха. Во время борьбы с Одоакром он в какой-то момент пригрозил отменить перешедшие по завещанию полномочия всех римских землевладельцев, не оказавших ему активной поддержки. Эти люди утратили бы право оставлять свою землю наследникам, то есть они бы столкнулись с проблемой лишения собственности. В конечном итоге, Теодорих уступил перед посольством, возглавляемым епископом Епифанием Миланским, и у землевладельцев восстановился нормальный пульс ^[56]. Я сомневаюсь, что Теодорих намеревался осуществить эту политику, ну, по крайней мере, не в полном объеме, но угроза была благотворным напоминанием о том, что может сделать новый король, оказавшийся перед альтернативой. Угроза, прозвучавшая и взятая назад, ясно дала понять римским землевладельцам Италии, что активное участие в правительственных структурах новой власти – очень хорошая идея.

Она также помогла Теодориху вести переговоры по важной проблеме, которой нельзя было избежать в начале его правления, – отношения с народом. Одно оставалось откровенно неримским у нового правителя Италии – армия, которую он привел с собой с Балкан. Часть ее, в частности бывшие фракийские готы, числилась в платежных ведомостях Римской империи довольно долго, но во время мятежа даже фракийские foederati повели себя не как обычные римские воины, а как имевшие неримское происхождение паннонийские готы, руги и разные другие народы, которые также пришли с Теодорихом. К 493 г. какая-то часть этого войска воевала с ним на протяжении уже двадцати лет. Вместе они прошли тысячи километров, провели много небольших боев и победили в нескольких крупных сражениях как до, так и после переезда в Италию. Все это время Теодорих не просто имел возможность обрести лояльность своих последователей, ему пришлось ее заслужить: бороться за то, чтобы сохранить верность даже некоторых паннонийских готов сразу же после смерти своего отца, и завоевывать верность основной массы фракийских готов в середине 480-х гг. Та же самая проблема возникла и в Италии, где руги легко перебирались из одного лагеря в другой в соответствии с их собственным пониманием того, где лучше. И теперь после всех тяжелейших усилий его армия сорвала куш в виде Италии и всех ее богатств. Однако после такого поразительного успеха вновь возник, хотя и в новой форме, старый вопрос – о лояльности. Дав абсолютную власть в чрезвычайно богатом королевстве в руки человека, отличавшегося ратными подвигами и стойкостью, его сторонники, естественно, ожидали за это должную награду.

Для Теодориха это стало огромной проблемой: на акте вознаграждения он не мог позволить себе сэкономить. Жизнь правителей, не наградивших своих последователей в соответствии с их ожиданиями, в раннем Средневековье была недолгой и далеко не безболезненной. А богатством тогда, как известно, являлись земля и доход, который можно было из нее извлечь. Отсюда и проблема: было еще так много всего, что прекрасно сработало бы, если бы только итало-римскую землевладельческую элиту – светскую и церковную – можно было держать в игре, но его воины требовали компенсацию. Где же Теодорих собирался найти необходимые средства, если не путем изъятия их из земельных владений итальянской элиты?

Предоставленные сами себе, эти вопросы могли массово выйти из-под контроля. Историки настолько привыкли к тому, что процесс вознаграждения в Италии имел другой исход, что не склонны даже признавать возможность беды. А она, безусловно, существовала. «Книга Судного дня» (свод материалов первой в средневековой Европе всеобщей поземельной переписи, проведенной по приказу Вильгельма Завоевателя в Англии в 1085–1086 гг. – Пер.) ярко иллюстрирует, что может случиться, когда землезахватническая деятельность победоносной армии идет бесконтрольно. За двадцать лет после сражения при Гастингсе приезжие норманнские бароны и их ставленники вытеснили англосаксонских землевладельцев почти во всем Английском королевстве. Но армия готов Теодориха была больше, чем армия Вильгельма, кроме того, в местах послеримской Западной Европы другие региональные группы римских землевладельцев к 490-м гг. уже оказались на пути к окончательному исчезновению от рук вооруженных оккупантов (опять-таки больше всего на Британских островах) ^[57].

Как Теодорих решил эту проблему, в Variae не рассказывается отчасти потому, что к 507 г., когда Кассиодор занял свою первую должность, этот сборник был уже написан и в результате нам известно чрезвычайно мало о том, что происходило. Однако в общих чертах благодаря Кассиодору часть картины все же можно воссоздать. Во-первых, Теодорих назначил римского представителя, чтобы тот помог ему найти решение, – некоего Петра Марцеллина Феликса Либерия, обычно называемого Либерием. Он был из древней римской семьи землевладельцев и сенаторов и почти с такой голубой кровью, какую только можно было иметь. Он начал свою общественную деятельность при Одоакре и набрал себе очки, когда отказался дезертировать с корабля и переходить на сторону Теодориха, пока его бывший работодатель не остался лежать бездыханной грудой (на самом деле двумя отдельными грудами, если верить нашему источнику) на полу небезызвестной пиршественной залы в Равенне. В тот момент Либерий переметнулся в штат Теодориха и за свои труды получил пост преторианского префекта и полную ответственность за расселение армии на территории Италии. Во-вторых, Кассиодор пишет, что принятое решение соответствующим образом обогатило армию готов, в то время как римляне «едва ощутили какие-либо потери». Такая же формулировка снова появляется в письме к самому Либерию, написанному дьяконом Эннодием, который проводил время при дворе Теодориха, ища различных милостей, – значит, это была официальная политика власти ^[58].