История Семилетней войны - Иоганн Вильгельм Архенгольц Страница 22

Французы обрадовались, точно выиграли сражение, когда получили обратно то, что составляло для них первую необходимость. Принц Субиз сгорал от жажды мщения, особенно когда узнал, что Зейдлиц решился на это предприятие лишь с двумя полками. Принц Хильдбурхгаузен, присо единившийся только что к французам в качестве имперского фельдмаршала, тотчас же предложил выгнать пруссаков из Готы. Для этой экспедиции был избран цвет обеих армий, все гренадеры и все легкие войска, к которым присоеди нилась австрийская кавалерия и Лаудон со своими кроатами. Но эта армия, приближаясь, была сильно изумлена, увидя, что Зейдлиц стоял в полном боевом порядке, притом так искусно, что врагам показалось, будто тут выстроена вся прусская армия; поэтому они без боя поспешно рети ро вались.

Если когда-либо было поругано имя вспомогательных войск, то это произошло как раз во время кровавых походов этой войны, когда союзники ставились ни во что, а напротив, умножались их бедствия и они же подвергались насмешкам. Французы обращались с Саксонией как с неприятельской страной. Фураж, провиант, обильно заставленные обеденные столы для солдат, даже деньги для вождей – были силой вымогаемы от этих союзников, причем в случае сопротивления им грозили опустошением городов и деревень. Но это производилось и помимо угроз, и целые местности были совершенно разорены. Между прочим этой жестокой участи подверглись лежащие поблизости Фрейбурга деревни: Брандероде, Больгштедт, Шейнлиг, Грест, Цанхфельд и другие, в числе двадцати. В первой из них был разрушен по примеру казаков замок одного вельможи, по имени Бозе. Драгоценная мебель, которую по причине ее тяжести нельзя было унести, была изрублена, винные бочки расколочены, а документы и важные письма разорваны клочьями в дикой ярости. И церкви не были пощажены. Алтари, церковная мебель и кафедры были тоже изрублены, а металлические чаши, не имевшие никакой цены для этих разбойников, были позорно оскверняемы ими. Во многих деревнях деревья и поля покрыты были перьями, выпущенными из разрезанных перин. Так как французы не могли угнать за собой весь еще уцелевший скот, то они еще живых животных разрубали на части, выбрасывая их на съедение хищным птицам. Эти ужасы, претерпеваемые союзниками французов от культурной нации в восемна дцатом столетии, совершались в Саксонии в конце октября, за несколько недель до битвы при Росбахе; при этом особенно отличались: французские полки Пьемонтский, Бовуазиский, Фицжамский и Депонтский, затем находившиеся при армии кроаты и даже несколько швейцарских полков.

Как только Фридрих оставил свою позицию при Эрфурте для того, чтобы идти в Саксонию, Субиз переправился через Заалу и подошел к Лейпцигу с намерением во что бы то ни стало освободить Саксонию от пруссаков. Король пошел навстречу врагу, который так плохо расположился, что прусские гусары проникли в середину французского лагеря, вывели оттуда лошадей, а из палаток повытаскивали солдат, которых увлекли с собой. Хотя эта смелость служила достаточным доказательством мужества врагов, французы все же сильно желали сразиться с ними и боялись только, чтобы король не ускользнул. Некоторые его походы и стоянки подтверждали это предположение. До сих пор они знакомы были с его быстрыми движениями, маневрами и военной тактикой лишь по рассказам, которые, впрочем, так мало произвели на них впечатления, что они решили атаковать его именно там, где он мог проявить все искусство своей тактики. Они надеялись не только разбить его, но и прекратить существование всей его армии. Однако во французском лагере был предложен вопрос: принесет ли честь большой армии победа над столь малочисленной? Никогда еще такое военное самомнение не было более достойно осмеяния, но и никогда не было оно лучше наказано.

Одно из самых необыкновенных сражений произошло 5 ноября у деревни Росбах в Саксонии, отстоявшей на милю от Люцена, где Густав II Адольф сражался и пал за свободу Германии. Французы, в соединении с имперскими войсками, выставили 60-тысячное войско, а пруссаки лишь 22 000 человек. Король отступательным маневром выманил французов из выгодной позиции, которую они занимали. Полагая, что он хочет ускользнуть, они старались зайти ему в тыл. Во время марша у них победно играла вся военная музыка. Пруссаки с удовольствием слушали ее и желали только одного – поскорее вступить в бой; но теперь лучше было противопо ставить французской живости немецкую флегматичность. Пока часть французской армии остановилась напротив прусского лагеря, остальные войска – французские и имперские – старались охватить левый фланг короля. Фридрих, снова расположившийся лагерем, рассчитывая на быстроту, с какой войска его строились в боевой порядок, спокойно наблюдал за движениями неприятеля и не велел даже выступать своим линиям. Прусский лагерь стоял неподвижно, а так как время было обеденное, то солдаты заняты были приготовлением еды. Французы, видевшие это издали, едва верили своим глазам; они сочли это за признак тупого отчаяния, когда враг не думает даже о защите. Только в два часа пополудни пруссаки сняли палатки и выступили из лагеря, причем Зейдлиц ехал впереди с кавалерией. Настоящей причиной столь незначительного сопротивления французов и панического страха, овладевшего ими в этот достопамятный день, было крайне напряженное ожидание, обманутое столь быстро и неожиданно.

Великий полководец Зейдлиц, превративший своим не обыкновенным искусством часть кавалерии в кентавров, в людей, движущихся вместе с лошадью как одно тело и производивших вместе с остальною частью конницы самые поразительные эволюции, проявил здесь все превосходство своих изобретений. Обойдя правое крыло французов под защитой нескольких холмов, скрывавших этот маневр, он вдруг появился с прусской конницей и с помощью искусных эволюций налетел, как буря, на упоенного надеждами врага, еще не успевшего построиться для битвы. Здесь произошло нечто, доселе никогда не виданное на поле битвы: легкая конница атаковала тяжелую кавалерию и смяла ее. Гусары на полном скаку дерзнули атаковать французскую жандармерию. Ни прирожденное мужество этого благородного отряда, ни огромные лошади его не могли ничего поделать; все разлетелись по сторонам, как шелуха. При французской армии находились еще два австрийских кавалерийских полка; они пытались было устоять – но напрасно. Все были опрокинуты. Субиз пододвинул свой резервный корпус; но не успел тот появиться, как тотчас же был сбит с позиции. В это самое время вдруг подошла в боевом порядке прусская пехота, стоявшая до тех пор неподвижно, и приветствовала французскую ужасной пушечной пальбой. После этого открылся правильный ружейный огонь, как на ученье.

Французская инфантерия, покинутая своей кон ницей, была взята в правый фланг неприятелем с помощью быстрого маневра. В таком критическом положении она выдержала лишь троекратный огонь пруссаков и бросилась опрометью на свое левое кры ло, представлявшее огромное, беспорядочное сборище людей. В этот хаос устремилось несколько прус ских кавалерийских полков, которые свирепство вали ужасно. Странный случай был причиной этого. Всадникам, происходившим большей частью из Бранденбургского маркграфства, рассказали накануне, что французы намерены устроить на зиму свои постои именно в маркграфстве. Они возмутились, узнав о таком посещении. Поэтому, когда бежавшие от натиска кавалерии французы кричали: «Quartier!» – выговаривая это слово на немецкий лад, {бранденбургцы} сочли эту их просьбу о пощаде жизни за насмешку и намек на упомянутые выше зимние квартиры в их отечестве; поэтому, нанося удары мечом, они приговаривали: «Вот вам квартиры!» Из-за этого недоразумения многие погибли, пока другие, более знакомые с немецким языком, слыша ответы пруссаков, не употребили слово «Pardon», которому и вняли всадники.