Варварские нашествия на Западную Европу. Волна вторая - Люсьен Мюссе Страница 22

В 1037 г. окончательно укрощенный Дублин принял викарного епископа из Кентербери, а не Армаха; все его приближенные были ирландцами. Остаточные норвежские государства влачили жалкое существование вплоть до высадки Плантагенетов около 1171 года49. Еще в 1283 г. потомки норвежцев, остмены, образовывали в Уэксфорде отдельный класс, состоявший в торговых отношениях с Бристолем. Норвежцы внесли в развитие Ирландии значительный экономический вклад: при них возникла большая часть городов, первые деньги были отчеканены королем Дублина Сигтюгом Шелковая Борода (XI в.), появились совершенно новые познания о мореходстве (у норвежцев был позаимствован почти весь ирландский словарь, относящийся к этой сфере. Традиции грандиозного кельтского мореходства периода раннего средневековья окончательно пресеклись). Но в культурном плане последствия прихода викингов были катастрофическими. Ирландское монашество утратило свою жизненную энергию и прекратило проповедничество; прервалась деятельность скрипториев, и ирландские ученые уже более не играли значительной роли в интеллектуальной жизни Запада. Топонимия выявляет участие этой ирландско-скандинавской среды в освоении п-ова Котантен в X веке. По свидетельству саг, еще более значительную роль она сыграла в обращении Исландии к христианству. Однако она не породила никакой политической идеи. Норвежские рейды к югу от Ла-Манша были обыкновенными вылазками и не оставили устойчивых следов ни на Луаре, ни на Гаронне, ни на побережье Бискайского залива. Отметим лишь несколько важных эпизодов: крупномасштабная экспедиция по Гвадалквивиру в 844 г., в результате которой была разграблена Севилья, рейды 859–862 гг. на марокканское побережье, на Рону и в Италию, наконец, в довершение всего, путешествие будущего короля Олафа Святого в 1013–1015 гг. к берегам Галисии и Аквитании. Несомненно, именно норвежцам принадлежало единственное захоронение в корабле, оставшееся после викингов в Галлии, а именно на о. Груа.

К северу от Шетландских о-вов деятельность норвежцев уже не носила военного характера: Атлантика была пустынна, если не считать редких ирландских отшельников. Фарерские о-ва были заселены в начале IX века. В 860 г. буря прибила к Исландии первых норвежцев, и заселение началось около 870 года. В глазах норвежских аристократов, над которыми в то время нависла угроза начинавшегося в их стране монархического объединения, этот огромный остров, относительно благоприятный для животноводства, представлял немалую удачу. В течение всего X в. они в больших количествах устремлялись туда вместе с приверженцами, рабами (часто ирландцами) и стадами и построили там республиканское, столь милое их сердцу, и индивидуалистическое (в этом они знали толк) общество. Традиционные повествования, относящиеся к первым поселенцам, были тщательно собраны в конце XII в. в «Книге о заселении Исландии» (Landnamabok), которая позволяет нам решиться дать этому переселению численную оценку: порядка двадцати тысяч жителей за одно столетие. Остров быстро превратился в центр самой утонченной интеллектуальной культуры: исландская литература, безусловно, была самой яркой на всем средневековом Западе.

На всем этом норвежском пространстве, от края до края, не прекращался круговорот людей, подвижность поселенцев была очень большой, но связи с метрополией оставались крепкими. Между ирландцами и норвежцами имело место глубокое взаимное влияние, например, в сфере поэзии, в такой степени, что в отношении Дублина и Мэна можно говорить о смешанной культуре. Экономический обмен играл более неприметную роль; кроме Исландии, которая остро нуждалась в зерне и лесе, различные колонии сами удовлетворяли свои потребности и явно производили те же самые продукты питания, что и метрополия. Отсюда и относительная заброшенность, постигшая эти западные территории с окончанием натиска викингов.

Деятельность шведов в период этой первой волны очень плохо известна. Мы располагаем довольно ясными сведениями о торговых поселениях в Курляндии, находившиеся у истоков трансконтинентального маршрута, которые упоминались в одном тексте IX в.; на их месте были проведены тщательные раскопки. С другой стороны, нам хорошо известны первые встречи варягов с греками (в 839 г., вблизи Азовского моря) и мусульманами (около 864–884 гг. в Табаристане). Все остальное почти недоступно для изучения. При каких условиях шведские искатели приключений проникли сначала в среду финно-угорских народов в районе Ладоги, затем в еще малонаселенные славянские земли средней полосы России, и, наконец, к тюркам нижней Волги? Каким образом, в симбиозе с местными жителями, они обосновались в городах (особенно Старой Ладоге/Альдейгьюборг при впадении Волхова в озеро Ладога)? Почему в течение IX в. они предпочли своему первоначальному восточному маршруту более прямой путь по Днепру, где завязали тесные контакты со славянами Украины? Все это практически неразрешимые вопросы.

Вторжение шведов в русский мир оценивается скандинавскими и славянскими учеными с радикально несхожих точек зрения. Если же разрубить гордиев узел этого ожесточенного спора, то, похоже, что именно после контактов с тюрками (безусловно, хазарами), шведы задумались о том, чтобы сделаться политическими вождями. Затем профессиональных шведских воинов наняли на службу славянские города, по большей части уже существовавшие до их прихода, и те без особых затруднений захватили в них власть, основав свои династии во всех крупных центрах. Один из них, Киев, находящийся на важнейшем маршруте, ведущем к Черному морю и Византии, быстро получил первенство и мало-помалу объединил под своей рукой варяжские города. Шведы нигде не образовали компактных поселений, но оказали глубокое влияние на военную и торговую жизнь. Именно их следует счесть инициаторами грандиозных русских походов на Константинополь (860, 941 гг.), которые велись с помощью славянского технического средства, лодок-моноксилов, и в основном силами славян, но с энергией, очень напоминающей викингов.

Не все шведы закрепились в русских городах. Искателей приключений привлекали две более удаленные столицы: Константинополь и Багдад. Будучи не в силах войти в первую в качестве завоевателей, они сделали это как наемники, образовав командный состав «варяжской гвардии», служившей василевсу на всей территории вплоть до Сирии, Сицилии и Апулии в X–XI веках (любопытно отметить, что в Апулии варяги использовались против норманнов Нормандии. В варяжскую гвардию входило достаточно большое количество норвежцев (в их числе будущий король Харальд Суровый), и ее слава достигала Исландии; в конце XI в., после поражения при Гастингсе, в нее в массовом порядке вливались англичане (англы и датчане)). На багдадском направлении сменяли друг друга торговцы и пираты, но их экспедиции в Серкланд (скандинавское название мусульманской Азии), по-видимому, никогда не заходили дальше южного берега Каспийского моря или Узбекистана. Только во время великого затишья X в. этот маршрут принес все свои экономические плоды, причем значительные, которые удостоверяются огромным количеством иранских дирхемов51, найденных в Швеции.

За исключением некоторых технических терминов, происходящих из языка военных лагерей, и нескольких имен собственных, бывших в ходу у правящей династии Киева, Рюриковичей, славяне почти ничем не обязаны скандинавам, практически отсутствуют и заимствования в обратном направлении. Представляется, что в этих восточных владениях культурные контакты между скандинавами и славянами были не очень сильны. Между скандинавами и греками или арабами их вовсе не было.