Утрата и возмездие - Илья Мощанский Страница 22

Приказ командира 14-го механизированного корпуса о проведении контрудара только танковыми дивизиями, без 205-й моторизованной дивизии, продолжал угнетать командующего армией. Он считал, что, поддавшись уговорам работников штаба армии и командира корпуса, поступил легкомысленно, так как отступил от указаний штаба фронта «руководствоваться в действиях „красным пакетом“». Поэтому в ночь на 23 июня, не имея особых возражений со стороны члена Военного совета и начальника штаба армии, он настоял на выполнении своего первого решения об участии 205-й моторизованной дивизии в армейском контрударе. Последняя по распоряжению командира корпуса выделяла большую часть имевшегося автотранспорта, создала два импровизированных моторизованных батальона, которые направила для участия в контрударе: один — в 30-ю танковую дивизию, а другой совместно с танковым полком дивизии (около 40 танков) — в 28-й стрелковый корпус в район Хведковичей.

Взаимодействия частей между 14-м механизированным и 28-м стрелковым корпусами в предстоящем контрударе штаб армии не организовал. Оно свелось лишь к вызову на командный пункт армии командиров и начальников штабов корпусов и постановке им задач. В свою очередь, командиры корпусов и их штабы также ограничились постановкой задач дивизиям.

К началу контрудара командующий армией с группой офицеров выехал на командный пункт 28-го стрелкового корпуса в район Жабинки, но не нашел его, так как тот переместился в Кобрин. Побывав в ряде подразделений 22-й танковой и 6-й стрелковой дивизий, генерал А. А. Коробков остановился в штабе 459-го стрелкового полка восточнее Хведковичей. По рассказам офицеров, сопровождавших командующего армией, при посещении им частей и штабов он нашел почти всех людей спящими. Сказались сильное нервное потрясение от внезапности нападения противника и непривычное боевое напряжение первого дня войны. Кроме того, ввиду необеспеченности продовольствием бойцы и командиры почти сутки не получали пищи. Дали себя знать также привычки мирного времени: строго регламентированный распорядок дня, отсутствие тренировок в многодневных непрерывных учениях с отрывом от мест постоянной дислокации и кратковременным отдыхом. К тому же большинство закаленных в суровых условиях войны с Финляндией бойцов и офицеров было уже демобилизовано и тяжелые испытания начального периода войны легли на плечи недостаточно обученных красноармейцев и молодых командиров, только что прибывших из военных училищ.

В 6 часов 23 июня части 14-го механизированного, 28-го стрелкового корпусов и 75-й стрелковой дивизии начали контратаки против частей 47-го и 24-го моторизованных и 12-го армейского немецких корпусов. Незначительного успеха достигли наши войска только в районе Жабинки и в полосе 75-й стрелковой дивизии. Здесь они потеснили противника на запад.

Однако на других участках противник, поддержанный сосредоточенным артиллерийским огнем и авиацией, перешел в наступление и своими танковыми дивизиями начал быстро продвигаться в направлениях Кобрина и Пружан.

30-я танковая дивизия к началу атаки имела 120–130 боеспособных танков. В ходе боя утром 23 июня дивизия понесла большие потери в личном составе и танках от огня артиллерии, особенно противотанковых орудий, от пикирующих бомбардировщиков и огня средних танков противника. Затем, будучи обойденной с севера из района Каменец 17-й немецкой танковой дивизией, она быстро начала откатываться к Пружанам ^[33].

Большие потери понесла от артиллерии и авиации противника и группировка советских войск, действовавшая в районе Жабинка, Хведковичи. Под ударами 3-й танковой, 31-й и 34-й пехотных немецких дивизий, наступавших вдоль Варшавского шоссе, эта группировка начала отходить в район Кобрина. Кроме того, на этом направлении создалась угроза удара во фланг и тыл нашим войскам со стороны 4-й танковой дивизии противника. Эта дивизия обошла части 75-й стрелковой дивизии с севера и через Пожежин вышла на шоссе Малорита — Кобрин. Не встречая организованного сопротивления наших войск, она быстро продвинулась к Кобрину и на его юго-западной окраине вместе с отрядом подполковника Маневича вступила в бой.

22-я танковая дивизия, в которой перед началом атаки было около 100 танков, в боях под Жабинкой понесла большие потери и под угрозой окружения стала отходить также на Кобрин.

На правом фланге армии части 49-й стрелковой дивизии, выдвинувшиеся севернее Семятиче, не найдя ни с кем связи и не получая ни от кого задач, решением командира дивизии были отведены к утру 23 июня в район Журобица, Нужец, Милейчицы, где и вступили в бой с частями 252-й немецкой пехотной дивизии. Здесь же оказался и 772-й полк 113-й стрелковой дивизии, потерявший связь со штабом дивизии ^[34].

После 7 часов 30 минут отошедшая в район Пружан 30-я танковая дивизия вступила на подступах к этому пункту в бой с 17-й и 18-й немецкими танковыми дивизиями.

Этот бой являлся характерным для танковых боев первых дней войны. Тогда не допускалось мысли, что танковые войска могут вести оборонительные бои на определенном рубеже. Правомерными считались лишь танковые атаки. Такие атаки против наступавших танковых частей противника превращались во встречные танковые бои, которые оказывались более выгодными противнику. Бой превращался в дуэль танковых экипажей в весьма неравных условиях. С нашей стороны в боях, как правило, участвовали только танки, иногда даже без пехоты, тогда как со стороны противника танки поддерживались артиллерией и авиацией. Естественно, что наши танкисты, и без того уступающие в мастерстве более опытным специалистам из панцерваффе, несли несравнимо большие потери, чем вражеские.