Суворов - Андрей Богданов Страница 22

Если солдаты выучились единым духом выполнять команды по заряжанию и условной («знаками») стрельбе из любого уставного положения, можно было «приступать к пальбе». Новобранцы выполняли все те же манипуляции с фузеей, но только «здесь уже все действия с патроном». «При сем, — требовал Суворов, — весьма наблюдать, чтоб оный (бумажный патрон) из сумы скоро вынут был, исправно скушен, тряхнув один раз (порох из патрона) на полку, скоро опущен в дуло одним разом и крепко шомполом прибит».

На этом обучение рекрута боевому искусству было завершено. Далее Суворов инструктирует по обучению караульной службе и дает специальные указания по дополнительным приемам гренадер (они учились бросать гранаты).

А где же та «цельность» (прицельность, меткость) стрельбы, на которой Александр Васильевич так настаивал впоследствии? — Обучения прицельной стрельбе в «Полковом учреждении» нет. Нет в нем и упоминания приемов штыкового боя, и тренировок в ускоренных маршах, и учений по штурму укрепленных пунктов, которые полковнику Суворову упорно приписывала молва и историки. Чего стоит хотя бы байка об учебном штурме солдатами Суздальского полка монастыря в Ладоге, где полк долгое время квартировал!

В исторических источниках следов таких деяний полковника не обнаруживается, хотя некоторые основания для молвы были. Например, официально штыковому бою Суворов в 1760-х гг. не учил и в публичных текстах об этом не писал ^[18]. Но 1771 г., в уже упомянутом письме Веймарну, характеризовал свои отступления от норм при обучении полка так: «По данному в полк моему учреждению, экзерцирование мое было не “на караул”, “на плечо”, но прежде повороты, потом различное марширование, и потом уже приемы, скорый заряд и конец — удар штыком». Т.е. штык, если даже мушкетеры палили не прицельно, уже в 1760-х гг. был «молодец»!

То же можно сказать и о маршах, следов обучению которым в «Полковом учреждении» нет, разве что в разделе об обуви, которую Суворов советовал беречь, и объяснял, как лучше носить и чинить. Однако когда Суздальскому полку было приказано явиться 15 июня 1765 г. в лагерь у Красного Села, Суворов привел солдат из Новой Ладоги форсированными маршами, без отсталых, что свидетельствует о тренированности его бойцов в походах.

Суздальцы были включены в «армию» Екатерины II, которая собиралась, в духе Петра I, «потешно» воевать против войска генерал-аншефа Панина. Это неудивительно: полк был на хорошем счету, а гвардия, в рядах которой выступал отец Александра Васильевича, была с Екатериной. Василий Иванович командовал лейб-гвардии Измайловским полком, в котором с 11 июля 1763 г. был подполковником (полковником считалась императрица). Один батальон Суздальского полка оставался на семь дней учений для охраны «Главной квартиры». Другой, с двумя гренадерскими ротами, был включен в «особливый легкий корпус», которым Екатерина Великая собиралась «рекогносцировать» позиции Панина.

Догадайтесь: с какой из частей своего полка находился А.В. Суворов? При ставке, поближе к «матушке-императрице», источнику благ и чинов, или «впереди, на лихом коне»? — Вопрос риторический. Разумеется, Александр Васильевич был там, где предстояли хоть и учебные, но бои. Предсказуемость Суворова иногда даже угнетает. Дал 99 сражений — всюду побеждал. Хоть бы раз оставил итог боя спорным, так нет же — громил врага наголову. В бою и походе всегда был в гуще солдат. Один раз отступил — через Альпы, — но так, что даже противники сочли это величайшей из побед…

В изданной по итогам императорских учений 1765 г. книжке Александр Васильевич отмечен единственным из обер-офицеров: «Суворов с пехотой и артиллерией произвел наступательное движение, занимая высоты одну за другой и очищая путь Государыне для осмотра неприятельских позиций».

Мало кто из современников знал, что несколько месяцев назад, в разгар обучения полка, завершая работу над «Полковым учреждением», бодрый на людях Суворов чувствовал себя так плохо, что боролся со смертью. «Прекрасная невская вода так мне желудок расстроила, — жаловался молодой даме Луизе Ивановне Кульневой в 1764 г. в своем первом дошедшем до нас письме ^[19], — что оный супротив меня беспрестанно бунтует, а от здешнего воздуха развелась в нем бездна паразитов, кои меня вконец измучили. Головные и грудные боли не оставляют.