На фронтах Первой мировой - Сергей Куличкин Страница 22

Обоюдное разочарование обеих сторон вызвали непредвиденные огромные людские потери, по сути дела полностью ликвидировавшие лучший кадровый состав армий, непредвиденная катастрофическая нехватка орудий, пулеметов, винтовок, боеприпасов, патронов, да практически всех средств ведения и обеспечения боевых действий. Война бесцеремонно вторгалась во все сферы жизнедеятельности государства, и прежде всего в военную промышленность, военное производство. А фронт стоял, остервенело зарывался в землю. Собственно говоря, после сражения на Марне все операции Западного фронта носили локальный, ограниченный характер с постепенным замораживанием активных действий с обеих сторон. Другое дело Восточный фронт. Там активные боевые действия, маневренная война не прекращалась ни на один день и развивалась по нарастающей. Некоторые исследователи считают это поворотом в основных целях и направлениях всей германской стратегии на войну. Поворотом на Восток. Это неверно. Сухие цифры статистики говорят о том, что немцы по-прежнему и до конца войны будут держать на Западе лучшие дивизии, корпуса, лучших солдат, лучшее вооружение. Другое дело, что русские войска продолжали оставаться несокрушимыми для германских дивизий, а уж союзников австрийцев и турок просто добивали.

Разберем, что же происходило на Восточном театре военных действий осенью и зимой 1914 года. Русские в ходе первой Галицийской битвы действительно добивали Австро-венгерские войска. В Берлине наконец осознали это, но, как мне кажется, все еще не в полной мере. По логике событий после разгрома 2-й армии Самсонова немцы должны были немедленно прийти на помощь гибнущему союзнику. Начальник австрийского Генштаба генерал Конрад умолял Гинденбурга направить те самые прибывшие из Франции корпуса в Галицию. Австрийское командование забрасывало германский Генштаб, Мольтке телеграммами с просьбой использовать освободившуюся 8-ю германскую армию для удара в тыл Юго-Западного фронта русских. С глубокой обидой верховный главнокомандующий войсками Австро-Венгрии эрцгерцог Фридрих Вильгельм 3 сентября телеграфирует в Берлин: «Исполняя верно наши союзные условия, мы пожертвовали Восточной Галицией во имя успеха наших операций между Бугом и Вислой с целью притянуть на себя главные силы России. Нас беспокоит, что немцы отмахиваются от общего наступления на Седлец. Для поставленной цели низвержения России наступление на Седлец (в тыл русского Юго-Западного фронта. – С.К.) имеет решающее значение и является неотложным». Все напрасно. Немцам было глубоко наплевать на проблемы союзника. Их более беспокоила все еще остававшаяся в Восточной Пруссии 1-я русская армия генерала Ренненкампфа. «Великие» стратеги Гинденбург и Людендорф вместо совершенно очевидного необходимого удара по русским войскам в Галиции затеяли очередные «Канны» теперь уже против армии Ренненкампфа. Какое-то маниакальное стремление. Имея над русскими полуторное превосходство в личном составе и двойное в артиллерии, Людендорф с пафосом назвал предстоящее сражение «операцией неслыханной смелости». Да уж!

Целых десять дивизий сосредоточил Гинденбург в центре позиции и с левого фланга. Шесть дивизий с основной массой артиллерии – 90 батарей готовились для удара по левому флангу русских. Этот удар считался основным. 9 сентября шесть дивизий, поддерживаемые мощнейшим артиллерийским огнем, обрушились на три русские дивизии, которыми командовал генерал Слюсаренко. Так 169-й Ново-Трокский полк принял на себя удар всего 1-го германского корпуса. Ренненкампф, которого критикуют все, кто только может, в этом сражении руководил войсками достаточно уверенно и умело. Он сразу усилил Слюсаренко 72-й пехотной дивизией и одновременно правым флангом атаковал 11-й германский корпус. Это, конечно, не помогло остановить германской лавины, но позволило Ренненкампфу избежать окружения, умело вывести основную часть войск из-под немецкого удара, оторваться от противника и начать плановый отход с нанесением чувствительных контрударов. Особенно тяжело приходилось русскому левому флангу, который в основном и обеспечивал плановый отход, сдерживая противника на направлении его главного удара. 11 сентября мы оставили Гольдап и Лык, но отступление отступлению рознь. А. Кресновский пишет: «29 августа (старый стиль. – С.К.) остатки геройских полков генерала Слюсаренко сами перешли в контратаки – и генерал Бек-Алиев поддержал их коротким ударом своего 4-го корпуса, нагнавшим панику на 11-й и 20-й германские корпуса. Наш 20-й корпус снова захватил Гольдап. 30 августа бились все те же полки – и армия отходила благополучно под их прикрытием. 31 августа генерал Ренненкампф получил приказание Жилинского отойти за Неман (2-я армия отходила за Нарев). Авангард фон Моргена захватил Сувалки. 2-й и 20-й корпуса отбили неприятельский охват, и 1 сентября вся 1-я армия отошла назад за линию границы, которую ровно за месяц до того перешла с победой». Вот так. Канны у Гинденбурга опять не получились. Разочарование. Как и в русской Ставке. Все-таки пришлось вернуться туда, откуда начинали. Но русские армии, вскоре пополненные личным составом и вооружением, снова были готовы атаковать логово прусской военщины. И это уже неплохо – после тяжелейшего поражения армии Самсонова.

В Галиции же русские войска продолжали владеть инициативой. Подтянув резервы, они готовились к прорыву в Карпаты и Силезию. Помимо этих планов Ставка решилась и на удар с Варшавского выступа по центральной Германии в общем направлении на Берлин. Хотя между командующим Юго-Западным фронтом генералом Ивановым и командующим Северо-Западным фронтом генералом Рузским существовали разногласия о месте и направлении главного удара, было ясно, что удар русских войск в любом направлении одинаково опасен для противника. Рузский сменил-таки показавшего полную неспособность командовать фронтом Жилинского. Конечно, Рузский был более способный военачальник, но настоящим полководцем так и не стал до конца войны. Пожалуй, можно согласиться с характеристикой, данной ему Брусиловым: «Генерал Рузский, человек умный, знающий, решительный, очень самолюбивый, ловкий и старавшийся выставлять свои деяния в возможно лучшем свете, иногда в ущерб своим соседям, пользуясь их успехами, которые ему предвзято приписывались. В качестве яркого примера этого могу привести тот странный и печальный факт, что он никогда не опроверг резкой неточности, появившейся в русской печати в первых же телеграммах о наших армиях и о взятии Львова». Как в народе говорят, умел держать нос по ветру. Что и подтвердило его предательское поведение во время отречения государя императора в 1917 году. Жилинский же отправится в Париж представителем Ставки русского верховного командования, где не принесет ни большой пользы, ни большого вреда, оставаясь именно «представителем», а не активным деятелем. Об этом хорошо напишет в своих мемуарах знаменитый «красный граф» А. Игнатьев. Несколько совещаний в Ставке Верховного Главнокомандования в Холме наконец решили все противоречия, и русские войска изготовились к наступлению.

В Берлине к этому времени сообразили, что дожидаться русских ударов смертельно опасно. Тем более что в Вене в открытую заговорили о заключении сепаратного мира с Россией. «Великий» Гинденбург срочно отзывается из Восточной Пруссии со всей 8-й армией и назначается командующим на Восточном фронте. В районе Кракова и Ченстохова в кратчайших срок, и в этом надо отдать немцам должное, из переброшенных войск 8-й армии и нескольких новых корпусов формируется новая 9-я армия. Переброска войск из районов Кёнигсберга и Летцена продолжалась с 17 по 28 сентября, хотя тылы подтягивались еще и 20 октября. Возникает вопрос, почему германский Генштаб и Гинденбург не спланировали наступление своих войск прямо из Восточной Пруссии с Наревского рубежа в тыл всем русским войскам, сосредоточенным в Варшавском выступе. Это, несомненно, остановило бы удар русских армий и по Берлину и по Силезии, да и по Карпатам, спасало бы Австро-Венгрию. В Германии до сих пор обходят этот вопрос стороной. Ларчик открывается просто. Немцы вводили австрийцев в заблуждение, уверяя генерала Конрада, что идут спасать Австро-Венгрию. На самом деле их больше всего беспокоил возможный удар русских по Германии с Варшавского выступа, и они умело втягивали австрийцев именно в сражение за Берлин, а не за Галицию. Гинденбург видел в этом главную задачу, хотя четких планов и у этого «великого» стратега не было. Его правая рука начальник штаба генерал Людендорф писал: «В каком масштабе разовьется германское наступление, главным образом зависело от того, осведомлены или нет русские о новой перегруппировке германских сил».