Балтийские славяне. От Рерика до Старигарда - Андрей Пауль Страница 22

С XI века город Плуне или Плён должен был быть весьма значительным в регионе. Впервые он упоминается в одной из схолий к хронике Адама:

«Река Цвентина вытекает из озера, на котором расположен город Плён. Затем она протекает через леса Изарнхо и впадает в Скифское море» (Адам, схолия 13(14)).

«Город этот, как это можно и теперь видеть, окружен со всех сторон весьма глубоким озерам, и [только] очень длинный мост обеспечивает приходящим доступ к нему» (Гельмольд I, 25) – писал о Плуне в последствии Гельмольд. В другом отрывке он сообщает и о нахождении в городи языческого храма:

«У славян имеется много разных видов идолопоклонства, ибо не все они придерживаются одних и тех же языческих обычаев. Одни прикрывают невообразимые изваяния своих идолов храмами, как, например, идол в Плуне, имя которому Подага» (Гельмольд, I, 83).

О природе божества с несколько странным, на первый взгляд, именем Подага, деталях его культа или устройстве храма Гельмольд не приводит никаких сведений. Сама плёнская крепость фигурирует в «Славянской хронике» в основном в связи со свержением христианской ободритской династии и возглавленным князем Крутом языческом восстанием 1066 года. У убитого в ходе восстания христианского князя Готтшалька осталось двое сыновей, один из которых, Генрих, бежал в Данию, а другой, Будивой (Бутуй), попытался возвратить себе власть над ободритскими землями. При помощи саксонского войска ему удалось в 1170-х годах захватить незащищённую крепость Плуне, однако уже на следующее утро её окружили войска Крута.

«Из-за голода Бутуй и его товарищи с большим трудом выдерживали осаду» – продолжает рассказ Гельмольд. – Бутуй сказал своим товарищам: “Жестокие условия, о мужи, предлагаются нам, – чтобы, выйдя, мы сдали оружие, Знаю, что голод принуждает нас к сдаче. Но если, согласно предложенным нам условиям, мы выйдем безоружными, то все равно подвергнем себя опасности. Сколь изменчива, сколь ненадежна искренность славян, мне пришлось не раз убедиться. Мне кажется, осторожнее для общего спасения будет отсрочкой этого [выхода], хотя и тяжкой [для нас], жизнь купить и подождать, быть может, господь пошлет нам откуда-нибудь помощников”. Но товарищи его воспротивились этому, говоря: “Мы признаем, что предлагаемое нам неприятелем условие двусмысленно и внушает тревогу, однако им надо воспользоваться, так как избежать этой опасности другим путем невозможно. Чему поможет отсрочка, когда нет никого, кто избавил бы [нас] от осады? Голод приносит более жестокую смерть, чем меч, и лучше скорее жизнь окончить, чем долго мучиться”.

Бутуй, видя, что товарищи его укрепились в решении выйти [из крепости], приказал принести ему нарядные одежды и, одевшись в них, вышел с друзьями. Пара за парой перешли они мост, сдавая оружие, и, таким образом, были приведены к Круту. Когда все пред ним предстали, одна знатная женщина обратилась из крепости к Круту и к остальным славянам с повелением, говоря: “Погубите этих людей, которые сдались вам, и не вздумайте пощадить их, потому что они учинили великое насилие над женами вашими, которые были оставлены с ними в городе, смойте позор, нанесенный нам”. Услыхав это, Крут и сподвижники его тотчас же накинулись на них и острием меча истребили все это множество [людей]. Так были Бутуй и с ним все отборное войско бардов под крепостью Плуней в тот день убиты» (Гельмольд, I, 25).

Гельмольд пытается преподнести убийство Бутуя как некое предательство Крута, что и понятно – это точка зрения немецкого монаха, для которого Крут был врагом христианства и мучителем его соратников. Однако детали описаний правления Крута, очевидно, не вполне сознательно сообщаемые Гельмольдом, неминуемо приводят к выводу, что в глазах самих славян он должен был представляться настоящим героем. Принявшийся за активную насильственную христианизацию ободритов и варов Готтшальк должен был быть крайне непопулярен в народе. Он был убит кем-то из своего же окружения, после чего в обход его христианских сыновей на вече на княжение был выбран Крут. О той ненависти, которую вызывала политика Готтшалька говорит сообщение, что его датская жена голой, то есть с позором и лишённая имущества, была выгнана из бывшей княжеской столицы Мекленбурга. Гельмольд прямо сообщает, что народ не желал утверждать князьями Бутуя и Генриха, опасаясь репрессий с их стороны. Возглавив языческое восстание, Круту в короткий срок удалось не только избавить от немецкой зависимости все балтийско-славянские племена, включая северных и южных велетов, но и перейти в наступление, разрушить два главных опорных пункта саксонцев в их завоевании и христианизации славянских земель – Гамбург и Шлезвиг – и вновь завоевать Нордальбингию, сделав данниками славян три саксонских племени. Такой успех мог быть возможен лишь при массовой народной поддержке Крута славянским населением, а итоги его успешных войн и «возмездия» ненавистным саксам – только способствовать его дальнейшей популярности в народе. Будивой же в войне с Крутом на поддержку славян рассчитывать не мог и по этой причине использовал набранные в Бардовике и Нордальбингии саксонские войска. Детали описаний сражения с Крутом у Плуне говорят о том, что изначально Крут не собирался его убивать, возможно, по причине его княжеского происхождения. Окружив крепость, он тем не менее не предпринял попытки захватить её силой, а позаботившись о том, чтобы осаждённые не смогли покинуть её на лодках, приготовился ждать, когда голод выведет к нему Будивоя живым по мосту.

Как признаёт и сам Гельмольд, неожиданным поворотом событий стало совершённое Будивоем или его войсками изнасилование женщин Плуне. Примечательно, что хотя Гельмольд и называет Крута повсюду разбойником и другими нелестными словами, именно к нему женщины города Плуне обращаются в надежде на справедливый суд. Не менее удивительным кажется и мгновенное исполнение Крутом этого суда, уже совершенно не взирая на княжеское происхождение Будивоя. Последнее на самом деле представляло из себя совершенно не характерную для ободритов ситуацию. Князья ободритов, особенно те из них, кто по происхождению имел право на титул короля (в древнерусской терминологии соответствующий титулу великого князя) достаточно часто погибали в результате заговоров или смут, однако, как правило, эти убийства не производились руками конкурирующих князей напрямую. Так, в смерти Уто/ Прибигнева был повинен некий «сакс-перебежчик», в смерти его сына Готтшалька – его тесть Блуссо, после этого и сам устранённый конкурентами, так и в смерти сына Генриха, внука Готтшалька Гельмольд винил коварство некого сакса-нордальбинга.

Ещё более показательно в этом плане и рассказ Саксона Грамматика о третьем сыне Никлота, предателе-христианине Приславе, перешедшем на сторону данов и бывшем проводником датского войска в походе 1160 года. Во время осады крепости Никлота Вурле, видимо, как раз во время его убийства, другой его сын Прибислав отправился к устью Варнова, чтобы встретить и не дать пройти к осаждённому Вурле датскому флоту, вошедшему в гавань Ростоке, где встретился со своим братом Приславом и бранил его за предательство. Несмотря на такое отношение к нему в славянских землях, даже членов своей семьи, Прислав был полностью уверен в своей безопасности. Так, он предостерегал данов от углубления в ободритские земли, где им могла угрожать большая опасность от действовавших в окрестных лесах отрядов Пробислава, самому же ему, по его мнению, ничего не угрожало, «так как происхождение его было настолько высоко, что ни один славянин не осмелился бы причинить ему вреда».