Три лжедмитрия. Самозванцы на царском троне - Руслан Скрынников Страница 22

Еще осенью 1603 г. претендент сообщил своему покровителю князю Вишневецкому, что отец назначил ему «во владение Углич, Дмитров и Городец». Иван Грозный завещал возможному сыну от царицы Анны Колтовской обширное княжество с городами Углич, Малый Ярославец, Кашин и Верея. Дмитрий получил, по-видимому, не менее обширный удел. Но последнее завещание царя было уничтожено. Боярское правительство пренебрегло волей Грозного и передало царевичу один Углич, где вскоре водворился государев дьяк Битяговский. В 1603 г. Расстрига жил в имении Вишневецкого. Князья Вишневецкие доводились родней Ивану IV и были прекрасно осведомлены о делах московской династии. Не они ли подсказали Отрепьеву его удельный титул?

Благодаря своим способностям и обаянию Отрепьев сумел завоевать благорасположение монарха. Сигизмунд III на досуге занимался резьбой по камню. В знак особой милости он подарил «московскому царевичу» свой портрет, вырезанный собственноручно. Не позднее весны 1604 г. король заказал для своего протеже парадную утварь из серебра. На всех предметах сервиза были вырезаны московские гербы «молодого князя». По данным Посольского приказа, «вор» получил от монарха золотую цепь и несколько тысяч злотых.

После свидания с королем самозванец через своих покровителей заказал парадный портрет. Надпись к портрету была продиктована, по-видимому, им самим. Она гласила: «Дмитрий Иванович, великий князь Московии. 1604. В возрасте своем 23». Надпись доказывает, что Отрепьев не знал точного времени рождения Дмитрия Угличского, которому летом 1604 г. было бы менее 22.лет. Не указал ли самозванец в надписи к портрету собственный возраст?

На портрете изображен молодой человек с темными волосами и волевым лицом. Облик претендента несколько идеализирован по сравнению с гравированным портретом. Судя по сохранившимся словесным портретам и гравюрам, Отрепьев обладал характерной внешностью. Приземистый, гораздо ниже среднего роста, он был непропорционально широк в плечах, почти без талии, с короткой шеей. Руки его отличались редкой силой и имели неодинаковую длину. В чертах лица сквозили грубость и сила. Признаком мужества русские почитали бороду. На круглом лице Отрепьева не росли ни усы, ни борода. Волосы у него были светлые с рыжиной, нос напоминал башмак, подле носа росли две большие бородавки. Тяжелый взгляд маленьких глаз дополнял гнетущее впечатление.

Московский герб «молодого князя» Лжедмитрия I. Гравюра из книги С. Гроховского «Праздничная песнь» (1606 год)

Во время переговоров с королевскими чиновниками в Кракове Отрепьев выразил пожелание, чтобы король приставил к нему своего сенатора (Мнишека) и позволил продолжать военные приготовления – собирать казаков и добровольцев из числа польских подданных. Столкнувшись с противодействием сенаторов и сейма, Сигизмунд III не смог использовать королевскую армию для войны с дружественным соседним государством. Как писали польские хронисты, Юрий Мнишек, Константин Вишневецкий и другие паны собрали войско для самозванца «на свой счет». Однако мнение, будто армию Лжедмитрия снарядили на частные средства, не вполне точно. Ни Сигизмунд III, ни член сената Речи Посполитой Ю. Мнишек не были частными лицами, а прямая поддержка короля имела решающее значение для успеха авантюры. Король обещал «царевичу» 40 000 флоринов. Из них Отрепьев получил на руки немного. Основная сумма была получена Мнишеком в счет доходов с королевских имений, находившихся под управлением сенатора. Полученные деньги были употреблены на найм солдат в войско самозванца. Об этом русские дипломаты напомнили полякам после гибели Лжедмитрия.

Военные приготовления в Самборе и Львове приобрели широкий размах. Коронный гетман Ян Замойский потребовал у Мнишека объяснений, почему тот собирает солдат без ведома его, гетмана, как высшего воинского начальника, «чего никогда не бывало». Замойский строго предупредил сенатора, что его своевольные действия могут нанести большой ущерб Речи Посполитой.

Незаконные действия Мнишека компрометировали короля, что не могло не вызвать тревогу при дворе. Стремясь успокоить Сигизмунда III, Мнишек писал ему 4 (14) июня 1604 г.: «Я смиренно прошу ваше величество быть уверенным в том, что я выполняю свои планы с такими предосторожностями, как будто я никогда не нарушал свой долг».

Самборская казна была постоянно пуста, и Мнишек не мог выделить Отрепьеву даже той небольшой суммы, которую король пожаловал «царевичу» на содержание. Тем не менее сенатору удалось получить кое-какие ссуды, и он приступил к формированию наемной армии. К середине августа 1604 г. покровители самозванца собрали в окрестностях Львова некоторое количество конницы и пехоты. Под знамена самозванца слетались наемники, оставшиеся без дела после прекращения боевых действий в Ливонии. Среди тех, кто готов был служить московскому «царевичу», можно было встретить и ветеранов Батория, и всякий сброд – мародеров и висельников. Ставки на наемных солдат были в Европе на очень высоком уровне, и Мнишеку трудно было оплачивать услуги наемного воинства. Не получая денег, «рыцарство» принялось грабить львовских мещан. Дело дошло до убийств.

Несмотря на заверения канцлера Льва Сапеги, самозванец не получил никакой помощи из Литвы. Не желая войны с Россией, литовские магнаты решительно отказались поддержать авантюру. Общее настроение повлияло даже на ревностного приверженца «Дмитрия» Льва Сапегу. Канцлер полностью отмежевался от его затеи и заявил: «Царь извещен о готовящейся экспедиции (самозванца. – Р.С.) на Украину и готов в ответ послать войска на Литву».

Коронный гетман Ян Замойский не отвечал на обращения «царевича», но письменно предупредил Ю. Мнишека, что тот занимается противозаконным делом, за которое может быть призван к ответу. В последний момент даже главный покровитель Отрепьева предался малодушию. Януш Радзивилл, будучи подо Львовом, видел, как там собиралось войско самозванца. В своих письмах он живо описал столкновение между Мнишеком и наемниками. Когда Мнишек вдруг заколебался и был намерен отложить поход, писал Я. Радзивилл, собравшиеся для войны с Москвой шляхтичи прямо заявили, что в таком случае они разместятся в его имениях на зимовку. В противовес знати мелкая шляхта с энтузиазмом поддержала планы войны с Россией. Обедневшие дворяне, находившиеся на грани разорения, надеялись поправить свои дела с помощью военной добычи и не желали слышать об отсрочке похода.

Московская дипломатическая переписка сохранила известия о том, что Сигизмунд III предпринимал попытки подтолкнуть к войне с Россией крымского хана. Не позднее лета 1604 г. крымский мурза А. Сулешев известил Москву, что король виделся с крымским гонцом Д. Черкашенином и пообещал уплатить Крыму казну за два года, если хан согласится помочь тому, кого Польша решила «возвышать», т. е. московскому «царевичу». По возвращении в Крым гонец доложил о предложении короля, и Казы-Гирей «на той думе был».

По сведениям, полученным в Москве, король велел передать хану, что он признал царевича Дмитрия, отпускает его с войной на царя Бориса и посылает с ним свою рать.