Спиноза - Петр Люкимсон Страница 22

Напомним также, что к этому времени он еще не опубликовал ни одной своей работы, так что формально повода для обвинения его в ереси у лидеров общины не было. И вместе с тем он, очевидно, все больше и больше погружался в свои размышления о Боге, мироздании, назначении человека и его природе и, оказавшись в колее Декартовой философии, все больше отдалялся от основных догматов иудаизма.

* * *

Первый ключ к разгадке причин отлучения Баруха Спинозы мы находим… в архиве инквизиции. Святые Отцы в Мадриде продолжали пристально следить за тем, что происходит с марранами в Голландии, что было обусловлено целым рядом причин и, прежде всего, разумеется, тем, что у многих из них в Испании и Португалии оставались близкие родственники. В связи с этим святая инквизиция нередко вербовала агентов среди моряков и купцов, которым доводилось часто бывать в Нидерландах.

Один из таких агентов, капитан Мигель Перес де Мальтранила (второе имя означает, что он и сам был потомком крещеных евреев), в отчетах о посещении Амстердама в 1655 и 1656 годах сообщал, что в одной из таверн города столкнулся с двумя молодыми евреями — Бенто Спинозой и Хуаном Прадо. По словам капитана, оба они вели с ним странные разговоры о Боге и о Священном Писании, утверждая, что последнее не является делом рук Божьих, а написано разными людьми; что они не верят в вечность души и загробное воздаяние, а потому перестали следовать предписаниям Моисеева закона.

Имена Спинозы и Прадо мы находим и в отчете другого агента инквизиции — августинского монаха Томаса Солано Рублеса, побывавшего в Амстердаме в 1658 году. В целом этот документ совпадает с отчетом капитана де Мальтранилы и представляет собой меньший интерес, так как в 1658 году и Спиноза, и Прадо (к которому мы еще вернемся) уже были отлучены от синагоги. Но там есть одно любопытное замечание: больше всего Рублеса потрясла фраза его собеседников о том, что «о существовании Бога можно говорить только в философском смысле этого слова». Забегая вперед заметим, что фраза необычайно характерна для Спинозы; можно даже с определенной натяжкой сказать, что это и есть спинозизм в чистом виде.

Показания же испанского капитана являются однозначным свидетельством того, что в 1655–1656 годах Спиноза уже выстроил фундамент будущей философской системы — он отрицал принцип отделения мира от Бога, и наоборот; сомневался в Боговдохновенности Священного Писания; в Богоизбранности еврейского народа и во многих других догматах. Причем высказывал свои взгляды публично, порой совершенно незнакомым людям, каким для него, безусловно, был капитан де Мальтранила, и уж само собой, позволял себе это среди своих соплеменников или знакомых христиан.

В связи с этим логично предположить, что рано или поздно эти разглагольствования Спинозы и его приятеля Хуана Прадо должны были дойти до слуха раввина Мортейры и тот обязан был вызвать бывшего ученика своей школы на беседу.

То, что такая беседа, а возможно и не одна, имела место, почти не вызывает сомнений. Более того, это прямо следует из текста о наложении на Спинозу херема, с которым читателю еще предстоит познакомиться. Ссылаясь на статью Франциска Гальма о жизни Спинозы, Колерус утверждает, что незадолго до отлучения во время таких примирительных бесед «евреи предложили ему денежную пенсию, надеясь таким путем склонить его остаться в их среде и не переставать хотя бы время от времени появляться в их синагогах. Сам Спиноза не раз подтверждал это в разговорах со своим хозяином ван дер Спиком, а также и с некоторыми другими лицами, прибавляя, что пенсия, которую они ему предлагали, простиралась до 1000 флоринов. Но он говорил при этом, что, если бы ему предложили сумму и в десять раз большую, он никогда не согласился бы на такое предложение и не стал бы посещать их собраний из подобных побуждений; потому что он не был лицемером и искал одной только истины» ^[48].

В большинстве книг о Спинозе этот отрывок трактуется однозначно: испугавшись вольномыслия Спинозы, раввины решили заставить его замолчать с помощью денег, но он, как и полагается истинному философу и великому человеку, с презрением отверг предложение о подкупе.

Однако тот, кто знаком с особенностями жизни еврейской общины, а также распространенном в еврейских источниках взгляде на Спинозу как на талантливого, но недоучившегося студента ешивы, наверняка поймет вышеприведенный отрывок по-другому. В еврейской общине Амстердама, как и во всякой другой, был специальный фонд вспомоществования студентам ешив, чтобы они какое-то время могли целиком посвятить себя изучению Торы и Талмуда, не заботясь о хлебе насущном.

По всей видимости, раввин Мортейра пытался убедить Спинозу в том, что многие его сомнения и поспешные выводы объясняются недостатком образования; тем, что пока он лишь скользил по верхам еврейской науки. Ну а чтобы Бенто смог восполнить этот пробел, из уважения к его способностям и заслугам его отца, так много сделавшего для общины, главный раввин и члены правления общины готовы был выделить ему щедрую стипендию из этого фонда. Таким образом, не было подкупа — было искреннее желание помочь молодому человеку, который сбился с пути истинного (а в этом раввин Мортейра и члены правления, будучи людьми своего времени, не сомневались).

Однако, судя по словам Колеруса, Бенто высокомерно отверг это предложение, заявив, что он уже выучил в школе все, что было возможно, и это, безусловно, крайне обострило отношения между Спинозой и лидерами общины, сделав все последующие события неотвратимыми.

Но даже всего этого Стивен Надлер считает недостаточным для наложения на Спинозу херема и выдвигает весьма спорную, но в то же время вполне вероятную версию истинной подоплеки отлучения.

Предположение Надлера заключается в том, что хотя официальной датой написания «Краткого трактата о Боге, человеке и его блаженстве» официально считается 1660 год, а «Богословско-политического трактата» — вообще 1670-й, на самом деле Спиноза мог начать делать наброски двух этих произведений еще в 1655–1656 годах.

Не случайно же в «Богословско-политическом трактате» Спиноза говорит, что эта работа является плодом его многолетних раздумий! Не исключено, что он зачитывал свои наброски на собрании коллегиантов или где-нибудь еще, а присутствовавший там соглядатай (а они во все времена были непременными участниками таких собраний) по памяти записал высказывания Спинозы и сообщил, что тот готовится издать их в виде книги.

Забегая вперед скажем, что те страницы «Трактата о Боге, человеке и его блаженстве», где Спиноза говорит о Боге как о единственной существующей бесконечной субстанции с бесконечными атрибутами и спорит с каббалистической концепцией о том, что для сотворения мира Бог «ограничил Самого Себя» (ибо как, спрашивает Спиноза, неограниченная субстанция может себя ограничивать?!), могли показаться раввину Мортейре спорными, но все еще лежащими в рамках иудаизма и даже небезынтересными.

Но вот как раввин, да и любой верующий человек, независимо от вероисповедания, должен был отреагировать, к примеру, на такую сентенцию из этого трактата: «Теперь наступает время рассмотреть вещи, которые они приписывают Богу и которые, однако, не принадлежат ему, каковы: всеведение, милосердие, мудрость и т. д., которые, будучи лишь определенными модусами мыслящей вещи, никоим образом не могут ни существовать, ни быть поняты без субстанции, модусы которой они составляют, и поэтому не могут быть приписаны существу, состоящему только из себя самого» ^[49]?!