Черчилль. Рузвельт. Сталин. Война, которую они вели, и мир, которого они добились - Герберт Фейс Страница 21

Хэлл заявил, что мир спасен, а это было наилучшим исходом. Рузвельт был доволен, что и продемонстрировал Молотову, когда спустя четыре дня советский министр прибыл в Вашингтон. Поскольку соглашение учитывало пожелания американской стороны, Молотов имел серьезные основания рассчитывать на сердечный прием и благосклонное отношение к стремлению России увидеть западную линию фронта.

Окончательное присоединение Советского Союза: второй фронт и советские фронты

27 мая, когда Молотов вылетел из Лондона в Вашингтон, Рузвельт сообщил Черчиллю, что ему было приятно узнать об отношении к проекту высадки через Ла-Манш. Черчилль переслал Рузвельту копию памятной записки, которую он составил после проведения официальных переговоров с Молотовым утром 22 мая. Во время переговоров премьер-министр изложил планы подготовки операции, находящейся в стадии разработки у американцев и англичан, без указания конкретных сроков окончания этой работы. Затем он подчеркнул два момента, которые, по его мнению, Молотову следовало учитывать. Во-первых, при всем желании, представляется маловероятным, что удастся оттянуть многочисленную вражескую армию в 1942 году с Восточного фронта. А во-вторых, западным союзникам уже противостоят сорок четыре немецкие дивизии на других театрах войны. Однако, закончил Черчилль, русские не были удовлетворены; если бы имелась возможность разработать какой-нибудь другой разумный план, то они бы, не колеблясь, воспользовались ею. Кроме того, премьер-министр дал знать президенту, что он приступил к обсуждению и других военных вопросов, таких, как высадка на севере Норвегии, северные конвои в Советский Союз и вероятное расширение ливийской кампании.

Молотов покинул Лондон, теряясь в догадках, что бы значила эта беседа, и решил задать президенту прямой вопрос. Так, во время обеда 29 мая Молотов поинтересовался у Рузвельта, будут ли американцы и британцы в скором времени открывать новый фронт, который сможет оттянуть на себя порядка сорока дивизий с Восточного фронта. Если они не сделают этого, предупредил Молотов, то, скорее всего, Советский Союз не сможет больше сопротивляться. А если Гитлер решит использовать всю имеющуюся в его распоряжении силу для нанесения удара, то вполне сможет прорвать оборонительные рубежи. Лишившись Москвы и Ростова, русские будут вынуждены отступить к Волге, оставив немцам всю Центральную Россию, и лишатся продовольствия и сырья с Украины, а возможно, и кавказской нефти. Если это произойдет, весь удар обрушится на Великобританию и Соединенные Штаты, и, когда они попытаются наконец открыть второй фронт, немцы мощно ударят по ним с запада. Поэтому Молотов попытался убедить президента, что в интересах Соединенных Штатов – пока Советский Союз еще удерживает оборонительные линии, а советская армия еще достаточно сильна – сделать все возможное, чтобы с помощью сокрушительной атаки оттеснить врага с русского фронта. Молотов считал, что тридцати американо-британских сухопутных и пяти бронетанковых дивизий будет вполне достаточно для высадки во Франции.

Одним словом, Молотов приехал не с просьбами о помощи, а для того, чтобы продемонстрировать Западу, в чем заключается блестящий для него шанс. Все это произвело огромное впечатление на Рузвельта, но следовало учитывать трудности, связанные со спешкой при подготовке и проведении столь сложной и опасной операции. Президент объяснил, что существует серьезная транспортная проблема, особенно в части десантных судов; солдат найти проще. Он спросил у Молотова, не будет ли достаточно десяти дивизий для высадки во Франции. После чего президент с Гопкинсом подчеркнули, что Соединенные Штаты согласны поддержать скорейшее осуществление этого рискованного проекта. Но Молотов сомневался, что от этого будет много пользы.

Во время беседы, проходившей 30 мая, президент в присутствии Молотова поинтересовался у Маршалла, как развиваются события и можно ли сказать Сталину, что мы занимаемся подготовкой второго фронта. «Да», – подтвердил генерал. Тогда президент попросил Молотова доложить Сталину, что американцы рассчитывают открыть второй фронт в 1942 году, но не уточнил, где он будет открыт: то ли на северо-западе Европы, как рассчитывал Молотов, то ли где-то еще. Генерал Маршалл четко дал понять, что это следует рассматривать как вероятную возможность, а не как обещание. Он заметил, что «все наши усилия направлены на создание такой ситуации, при которой появится возможность для открытия второго фронта».

Президент полагал, что напряженная ситуация на российском фронте требует от него более убедительного ответа, чем он дал. Он провел очередное совещание с Маршаллом и Кингом относительно того, что еще следует сказать Молотову до того, как тот уедет из Вашингтона. Рузвельт зачитал военным советникам сообщение, которое он собирался отправить Черчиллю, где говорилось, что он больше, чем когда-либо, беспокоится о том, чтобы операция по высадке через Ла-Манш, начавшись в августе, продолжалась до тех пор, пока будут позволять погодные условия. Маршалл высказал мнение, что такая близкая дата начала операции, вероятно, вызовет сопротивление со стороны Британии. Рузвельт предположил, что ему удастся уладить этот вопрос. Таким образом, несколько откорректированное послание отправилось в Англию.

На следующее утро, 1 июня, президент еще раз заявил Молотову, что он рассчитывает открыть второй фронт в 1942 году, уже не упоминая о возможности начать высадку войск в августе. Вместо этого он просто сказал, что если советское правительство сможет пойти на сокращение объемов поставок по ленд-лизу согласно второму протоколу с 4,1 до 2,5 миллиона тонн, то освободившиеся суда можно будет направить в Англию для проведения операции через Канал. Таким образом, удастся раньше открыть второй фронт. Президент заметил, что Советский Союз должен чем-то пожертвовать; нельзя съесть один пирог дважды. На это Молотов возразил, что второй фронт будет сильнее, если первый будет крепко стоять. Он поинтересовался, что произойдет, если советское правительство уменьшит требования, а второй фронт так и не откроется. Когда беседа уже подходила к концу, Молотов опять потребовал более определенного ответа. Со слов очевидцев, президент так отреагировал на вопрос Молотова: