Элоиза и Абеляр - Режин Перну Страница 21

Не следует думать, что новый Аристотель легко позволил женщине распоряжаться. Ей пришлось привести множество примеров, которые, по ее мнению, могли бы убедить Абеляра в правоте его возлюбленной. Итак, Элоиза ссылалась на Цицерона, Феофраста, Сенеку (в особенности на его взгляды, изложенные в «Письме к Луцилию»), а также на примеры из Священного Писания, на библейских мудрецов и пророков, на назореев, фарисеев, саддукеев, ессеев, а затем вернулась к пифагорийцам и увенчала все примером из жизни Сократа, который был способен устрашить любого мудреца. Теперь, в свете всего вышеизложенного, мы можем лучше понять причины, предопределившие дальнейшее поведение Абеляра, о котором нам известно, ибо он рассматривал себя именно как выдающегося философа и полагал, что, предлагая канонику жениться на его племяннице, он предлагал тому «удовлетворение», превосходившее своим благородством все, что только можно было от него ожидать.

Существовала и еще одна причина, побуждавшая Элоизу отказываться от брака с Абеляром, но сути этой причины Абеляр так и не понял. А причиной этой было «качество» ее любви, любви абсолютной, совершенной, настолько абсолютной и совершенной, насколько способен достичь совершенства и абсолюта человек. Именно в этом кроется тайна Элоизы, именно в этом состоит причина ее отказа: высокое «качество» ее любви требует, чтобы эта любовь была, так сказать, ничем не обусловленной, жертвенной. Если мы хотим понять эпоху, в которую жила Элоиза, то нам следует уразуметь всю силу этого чувства. Вероятно, чувство такой же силы вдохновляло поэтов, воспевавших куртуазную любовь. Это была любовь столь всеохватная, столь великая, столь требовательная, что она не могла допустить какого бы то ни было вознаграждения; такая любовь питалась за счет своего дара самопожертвования, такая любовь вся была приношением, жертвой, и она отвергала все, что могло бы выглядеть как вознаграждение: так поэт доходит до самоуничижения перед Прекрасной Дамой и обретает радость и счастье в самом страдании, которое он испытывает от сознания, что дама эта навеки остается для него недостижимой и недоступной. И подобно тому, как куртуазный поэт отказывается сообщить имя своей Дамы сердца, ибо ее имя и есть его сокровенная тайна, подобно тому, как он отвергает все, что могло бы запятнать репутацию его возлюбленной, так и Элоиза отказывается бросить хоть малейшую тень на славу Абеляра, превратив его в обыкновенного человека, отягощенного узами брака, тем более ей ясно, что тайна этого брака сохранена не будет.

Абеляр, быть может, и сознавал всю серьезность отказа Элоизы, но сама причина казалась ему странной и непонятной примерно в той же мере, что и нам. Он довольно подробно пересказал то, что в речах и письмах Элоизы представлялось ему разумными доводами, а также вспомнил приводимые ею примеры из Античности, так как и то и другое было близко его образу мыслей, но этого таинственного мотива ее отказа Абеляр едва коснулся: «Она описала мне, насколько звание моей возлюбленной, а не жены, для меня гораздо более почетное, было бы и ей дороже и приятнее, для нее, которая желала сохранить меня для себя единственно лишь силой и очарованием нежных чувств, а не цепями брачных уз».

Позднее Элоиза будет горячо и яростно упрекать Абеляра в том, что он не понял главного — что именно любовь принуждала ее отказаться от брака, то есть отказаться от простого и легкого решения всех вопросов. Читая «Историю моих бедствий», она могла заметить, что если любовь

Абеляра и была столь же страстной, как и ее любовь, то все же она была иного «качества». «Вы не пренебрегли изложением некоторых доводов, при помощи коих я старалась отвратить вас от мысли о заключении нашего рокового, злосчастного брака, но вы умолчали о главных доводах, которые заставили меня предпочесть браку любовь, а оковам — свободу».

Элоиза испытала огромное разочарование, ведь Абеляр не понял того, что было в ее глазах главным. «Да будет мне свидетелем Господь, я никогда ничего не искала в вас, кроме вас самого, я любила одного только вас, а не ваше достояние. Я никогда не помышляла ни об условиях заключения брака, ни о вдовьей части наследства, ни о своих удовольствиях, ни о моих желаниях. Я желала лишь доставить наслаждение вам, я желала лишь удовлетворить ваши желания, хотя звание супруги представляется и более священным, и более значительным, другое звание всегда было милее моему сердцу, звание вашей любовницы или, если вы позволите мне это сказать, звание вашей наложницы, вашей сожительницы, вашей девки. Мне казалось, что чем более я унижусь ради вас, тем более я смогу снискать права на вашу любовь и тем менее я нанесу ущерба вашему славному предназначению и вашей славе».

Как ни пылко был влюблен Абеляр, речь не шла о грандиозности его любви. А именно в грандиозности чувства и состоит суть личности Элоизы, в том, что любовь она считала самым важным, даже священным для себя чувством. Дважды Элоиза призывала Господа в свидетели того, что она говорит чистую правду, правду, которая нам представляется чем-то весьма странным и парадоксальным. «Я призываю в свидетели Господа, что если бы император Август, этот властелин мира, счел бы меня достойной чести вступить в брачный союз и дал бы мне гарантию, что весь мир будет мне принадлежать, то звание куртизанки при вас показалось бы мне милей и благородней, чем звание императрицы при нем». Любовь для Элоизы — это полная самоотдача, полное самопожертвование, доведенное до наивысшей степени, до возвышенного. Абеляр этого не понял. Если в его душе и зародилась любовь, то он все же не дал ей вырасти до горних высот, не позволил ей выплеснуться за пределы его самого, вот почему, хотя он и попытался воспроизвести в «Истории моих бедствий» речи и рассуждения Элоизы, стремясь с видимым усердием изложить их как можно более полно и точно, все же нечто из этих речей и рассуждений от него ускользнуло, нечто, что было в них как раз самым главным. Будучи человеком очень большого ума, он вроде бы мог все понять, чрезвычайная его проницательность позволяла ему постигать самые высокие истины, проникать в суть самых сложных проблем, но все же что-то от него ускользало, что-то такое, что было для Элоизы ясно, как Божий день.

Да, Элоиза намного превосходила Абеляра в сфере человеческой, земной любви. Она привносила в это чувство такое великодушие и такое благородство, на которые он не был способен. Различия в чувствах стали заметны уже тогда, когда Абеляр со свойственным ему простодушием принялся описывать отчаяние, охватившее влюбленных в тот момент, когда они, застигнутые на месте преступления Фульбером, принуждены были расстаться. «С каким разбитым сердцем, — пишет он, — я оплакивал глубокую скорбь бедной девушки! И какую волну отчаяния подняла в ее душе мысль о моем позоре!» Здесь проявилась взаимность чувств, без сомнения, но одновременно можно ощутить, что Абеляр весьма далек от того, чтобы подобно Элоизе «забыть о собственном позоре» и думать лишь о ее позоре, за который он, собственно, и нес ответственность. Точно так же он будет поступать и дальше… Чуть позднее он оказался совершенно неспособен полностью довериться той, что предоставила ему доказательства своей абсолютной любви. Доводы Элоизы, ее несколько утомительное стремление привести как можно больше примеров из жизни великих людей Античности ставят ее для нас на один уровень с Абеляром, и мы понимаем, что имеем дело с двумя интеллектуалами; но Элоиза гораздо щедрее и благороднее в любви, потому что она — женщина, и именно как женщина она способна на великий дар — беспримерную самоотдачу и самопожертвование.