Ахматова. Юные годы Царскосельской Музы - Юрий Зобнин Страница 21

– Коко, стреляй их из пистолета!!

Но Стародворский уже оглушил Судковского. Истекающего кровью Судейкина затолкали в отхожее место и там забили острыми железными палками.

Насмерть.

«Ужасы России в 80-х годах немного отстали от ужасов царствования Иоанна Грозного», – пишет современник о трагедии 16 декабря 1883 года. Однако страшная гибель Судейкина, от которой оторопела законопослушная часть населения, внезапно насытила и революционную его часть, – как будто бы была принесена какая-то последняя жертва, после которой следует остановиться и по крайней мере взять паузу. В 1884 году революционный террор медленно, с рецидивами пошёл на убыль. Он возродится через двадцать лет, но уже в совсем другой исторической ситуации, в другом поколении и под другими знамёнами. Так что справедливость требует признать, что задачу свою Георгий Порфирьевич выполнил сполна, и даже чудовищно страшные и отвратительные обстоятельства, сопутствующие его кончине, парадоксально работали на полный успех его земной миссии. Народовольческий террор он остановил ^[56].

После крушения В. Н. Фигнер в феврале 1883 года чёрная полоса должна была наступить и в жизни её петербургской знакомой Инны Эразмовны Змунчиллы-Стоговой. Никакой ценности в плане оперативной разработки для Судейкина и его сотрудников она больше не представляла, а законниками они были строгими, аккуратными и жестокими, руководствуясь той же судейской логикой, что и достоевский Порфирий Петрович: «Теперь и права не имею больше отсрочивать; посажу-с….»

Впрочем, собственно «сажание» (то есть взятие под стражу, следствие, суд и т. д.) касалось в годы разгрома «Народной воли» в основном деятельных революционеров. Их соучастников ссылали в административном порядке, и весьма активно. «Административная ссылка произвела гораздо более глубокие опустошения, чем суды, – писал народоволец С. М. Степняк-Кравчинский в своей работе о «политически гонимых» («Россия под властью царей», 1885). – По данным, опубликованным в “Вестнике народной воли” в 1883 году, за время с апреля 1879 года, когда в России было введено военное положение, до смерти Александра II в марте 1881 года происходило сорок политических процессов и число обвиняемых достигло 245 человек, из них 28 были оправданы и 24 приговорены к незначительным мерам наказания. Но за этот же период из одних только трёх южных сатрапий – Одессы, Киева и Харькова, – по документам, имеющимся в моём распоряжении, было выслано в различные города, в том числе в Восточную Сибирь, 1767 человек. На протяжении двух царствований число политических заключённых, приговорённых по 124 процессам, составило 841, причём добрая треть наказаний была почти только условна. Официальных статистических данных, относящихся к административной ссылке, у нас нет, но, когда при диктатуре Лорис-Меликова правительство попыталось опровергнуть обвинение в том, что в ссылку отправлена половина России, оно признало пребывание в различных частях империи 2873 ссыльных, из которых все, кроме 271, были высланы в короткий период времени – с 1878 по 1880 год. Если не будем делать скидки на естественное нежелание правительства признать всю меру своего позора; если позабудем, что из-за множества начальников, обладающих правом издавать распоряжение о высылке в административном порядке по собственному усмотрению, никому не отдавая об этом отчёта, центральное правительство само не знает, каково число его жертв; если, не замечая всего этого, мы будем считать, что число этих жертв составляет примерно три тысячи – действительное число ссыльных в 1880 году, – то для последующих пяти лет беспощадных репрессий мы должны удвоить это число. Мы не погрешим против истины, предположив, что за время двух царствований общее число ссыльных достигало от шести до восьми тысяч».

Но никаких следов ссылки в судьбе Инны Эразмовны нет. На рубеже 1882/1883 годов она как будто бы бесследно растворяется среди всех бурных событий российской истории.

Вместе с Андреем Антоновичем.