Московские обыватели - Михаил Вострышев Страница 21

Только-только он успевал расчистить проход и навести видимость благолепия, как рядом с его спартанскими дрожками останавливалась веберовская, в четыре тысячи рублей серебром карета на высоких рессорах, с мягкими шинами, с нарядным форейтором, восседавшим на одном из шести орловских рысаков. Из услужливо распахнутой дверцы сначала показывался теплый, мягкий сапожок, голенище которого покрывала черная шелковая ряса, а затем и весь митрополит, с золотым крестом на груди и в клобуке. Он размеренным кротким шагом вступал в храм, где ему предстояло в течение долгого часа, а то и двух оказывать молитвенную помощь заблудшим овцам стада Христова.

Все это время Доможиров зажигал потухшие от сквозняков свечи, поправлял лампады, расставлял молящуюся паству в веданном одному ему порядке и следил, чтобы никто из прихожан не отвлекался на мирские разговоры. Он даже разводил по нужным местам священников, которые путались, где им стоять в известные минуты архиерейского богослужения. А уж если на крестный ход собирались, то духовенство, особенно новички сами обращались к Доможирову за указаниями, где встать и что делать. Сам же добровольный блюститель благочестия в крестном ходе шел впереди, раздвигая по сторонам столпившийся народ.

Перед последним «аллилуйя» последний раз хозяйским взглядом окинув смиренный храм, он без сожаления покидал его и, молодецки вскочив на дрожки, мчался уже проторенным путем назад, к усадьбе митрополита, предваряя появление кареты, должной доставить его высокопреосвященство от обедни к обеду.

Переговорив с архиерейским кучером о маршрутах дальнейших поездок, которые желательно предвосхитить лихой скачкой, Доможиров, если на сегодня его добровольная служба была закончена, удалялся к себе в тихую квартиру, которую обычно снимал на окраине города, и, водрузив на нос огромные очки, читал что-нибудь из Ветхого Завета.

Домохозяину попервой нравился такой спокойный, солидный постоялец, рано утром уходящий куда-то на службу, а вечера проводящий трезво и скромно. Но вот минул месяц, за ним второй, третий, а на усердные напоминания о квартплате солидный постоялец отвечал сначала обыкновенным, а потом уж и презрительным молчанием. Домохозяин, как и все обыватели недворянского звания, понимал, что офицерский мундир требует почтенного отношения к находящейся в нем особе, поэтому, удрученный, что не может расправиться с неплательщиком по-свойски, шел жаловаться в полицию.

— Доможиров? — сочувствовали ему в части. — Да он испокон веков, сколько квартир ни сменил, нигде не платит. Шутка ли — еще при покойном императоре Павле полковником в отставку вышел! А теперь на духовное дело потянуло — у его высокопреосвященства вроде как общественную службу справляет, без платы, по собственному почину упреждает повсюду в городе светлейшее появление. Его и зовут-то кто — духовным полковником, кто — духовным полицмейстером. Да и нам с Доможировым спокойнее. Кабы у всех начальников по такому провозвестнику было, мы бы ни страху, ни забот не знали, полеживай себе да ухо востро держи, чтобы врасплох не застали. Так что забирай свою жалобу и убирайся подобру-поздорову, пока не всыпали горяченьких, как потрясателю основ. Кажись, Бога благодарить должон, что приютил у себя столь почтенную особу, а ты… Нет, до чего же за последнее время народ исподличал!

Поняв, что за птица его квартирант, домохозяин совал квартальному красненькую десятирублевую ассигнацию и в низком поклоне слезно молил:

— Ваше благородие, вы уж не побрезгуйте, возьмите от чистого сердца, да и придумайте что-нибудь, ведь paзорюсь с вашим полковником!

— Взять-то я возьму, — соглашался квартальный, — только что я могу придумать?.. Ну да ладно. Ты выкладывай еще одну красненькую, для пристава, и завтра жди — мы сами его перевезем. Есть тут на примете один больно гордый купчишка — видать, в бояре метит, вот мы ему и подбросим благородного квартиранта… Пусть-ка к нам побегает!.. Только ты Доможирову подарочек по чину его поднеси и прощальный обед обеспечь, а то упрется и тогда уж ни в жизнь не съедет.

Обрадованный домохозяин раскошеливался на вторую ассигнацию и поспешал за покупками, чтобы с достоинством выпроводить квартиранта, со злорадством думая о гордом купчишке, которому настает пора расплачиваться за добровольное служение московскому благочестию духовного полковника Доможирова.