Екатерина Дашкова - Александр Воронцов-Дашков Страница 21

Пока все мешкали, продолжает Дашкова, она немедленно надела мужской плащ и отправилась пешком предупредить братьев Николая и Александра Рославлевых, офицеров Измайловского полка. Николай позже будет отправлен в ссылку на два года за участие в деле Хитрово (предположительной попытке свергнуть Екатерину), в котором Дашкова тоже была замешана. По дороге она наткнулась на Алексея Орлова, мчавшегося во весь опор от дома Рославлевых. Хотя до этого они не встречались, необычный вид женщины в мужском плаще на улице посреди ночи, должно быть, удивил Алексея. Он остановился и сообщил ей, что дело началось и пути назад нет. Дашкова убедила его вернуть некоторых офицеров — среди них Михаила Ласунского, Евграфа Черткова и Сергея Бредихина — в казармы и велела Орлову немедленно скакать в Петергоф, чтобы привезти Екатерину обратно в столицу.

Она вернулась домой взволнованная и разочарованная. Она заранее придумала, какой костюм наденет — как будто речь шла о «бале превращений». Теперь женская одежда мешала ей играть роль заговорщика, поскольку, к ее огромному разочарованию, «горничная доложила, что портной еще не принес мне мужское платье» (51/68). Поэтому «я горела желанием ехать на встречу императрицы; но стеснение, которое я чувствовала от моего мужского наряда, приковало меня, среди бездействия и уединения, к постели» (52/-) ^[126]. Чтобы не возбуждать подозрений, Дашкова легла в постель, но не могла спать и тут же вскочила, когда услышала, как Федор Орлов, младший из четырех братьев, постучал в парадную дверь. Панин неточно рассказывал: «Алексей Орлов упал духом и вместо того, чтобы ехать прямо в Петергоф, он (на самом деле Федор. — А. В.-Д.) вернулся к дому княгини Дашковой в четыре часа утра узнать, нет ли изменений в плане, и он, наконец, отправился только после того, как княгиня приказала ему немедленно поторопиться и предупредить императрицу обо всем» ^[127]. Дашкова вернулась в постель, но в течение этой бессонной ночи ее мучили образы того, что могло ожидать ее и ее соратников, если переворот не удастся и все они попадут на эшафот: «Екатерина, идеал моей фантазии, представлялась бледной, обезображенной… умирающей, жертвой более, возможно, нашей любви к ней, чем нашей безрассудности. Я рисовала в голове картину судьбы, которая могла ожидать меня, и моим единственным утешением было то, что я также буду предана смерти, как все те, кого я вовлекла в свою погибель» (52/-) ^[128].

Пока Дашкова ворочалась в постели в сомнении и страхе, Алексей Орлов, наконец, прибыл в Петергоф. Утром 28 июня 1762 года он разбудил Екатерину, которая спала в павильоне «Монплезир» в Петергофе, усадил ее в ожидавший экипаж и вместе с братом Григорием повез как можно быстрее в столицу, чтобы заручиться поддержкой Измайловского, Семеновского и Преображенского полков гвардии. Затем Екатерина проехала по Невскому проспекту к Казанскому собору, где приняла участие в благодарственной службе, получила благословение церковных иерархов и была провозглашена российской императрицей. Тех, кто был против или хотел видеть ее только регентшей, заставили замолчать или арестовали. Несколько офицеров Преображенского полка последовали примеру Петра Измайлова и Петра Воейкова и остались верными императору. Среди них был брат Дашковой Семен, который сначала попытался напомнить своим подчиненным, что они присягали Петру III, а затем бросился в Ораниенбаум на помощь императору. Арестованный своими солдатами, он был приведен в Зимний дворец и провел там в заключении одиннадцать дней ^[129]. Другие оставшиеся верными Петру офицеры Преображенского полка были арестованы вместе с Воронцовым.

Дашкова не поспешила встать на сторону Екатерины в ту ночь. Из-за того, что она не осознавала всей серьезности ситуации, или потому, что боялась ее последствий, она не присутствовала при начальных, решающих стадиях переворота. Теперь, при ясном свете дня, ей более не нужно было переодеваться мужчиной. Поэтому в шесть часов утра Дашкова надела платье, которое она обычно носила в торжественных случаях, и поспешила в Зимний дворец, где проходила церемония приведения к присяге. Это было смелое решение, она рисковала жизнью, но пути назад уже не было — она была вовлечена в заговор слишком глубоко. Когда она прибыла, толпа сторонников приветствовала ее, солдаты подняли ее и на руках внесли в переднюю к Екатерине, после чего две женщины в энтузиазме обнялись. Без лишней суеты Дашкова сделала все, чтобы взять под контроль этот символический момент, переиначив цвета, костюмы, ранги. В ту ночь Никита Панин отправился в Летний дворец, чтобы быть с великим князем Павлом, затем проследовал в Казанский собор, а оттуда в Зимний дворец. Дашкова подошла к нему и сняла с его плеча голубую ленту ордена Святого Андрея Первозванного. В то время жены императоров не всегда носили знаки орденов, но Екатерина была теперь императрицей, и Дашкова церемонно надела на нее ленту. Чтобы освободить место для нового украшения, Екатерина сняла орден Святой Екатерины, который носили только женщины ^[130], и Дашкова положила его в карман. Этот символический жест понравился бы Екатерине, если бы не самоуверенность и нахальство инициативы Дашковой.

Было решено отправиться в Петергоф, чтобы заняться императором, и обе женщины нуждались в соответствующих хорошо подобранных костюмах. Они нашли офицеров примерно их комплекции, и Екатерина оделась в мундир поручика Семеновского полка Александра Талызина, а Дашкова одолжила мундир Преображенского полка у Михаила Пушкина. Последний был двоюродным дедом А. С. Пушкина и довольно яркой личностью. Дашкова как-то спасла его от последствий сомнительных деловых махинаций. Позже его обвинят в выпуске поддельных банкнот и приговорят к каторжным работам в Сибири, где он и умрет. Выбранные ими мундиры были старого, традиционного фасона. Петр Великий ввел относительно простую, без украшений офицерскую форму Преображенского полка. Зеленый, похожий на солдатский, мундир имел золотые галуны, офицерский знак в виде полумесяца на груди и трехцветный шарф (пояс). Подразумевая, что выбранный ею мундир представляет славное прошлое России, Дашкова, на самом деле, перечеркнула некоторые ошибки, совершенные Петром III и его пропрусской политикой: «Замечу, кстати, что на мне был прежний мундир Преображенского полка, который носили со времени Петра I и который Петром III был изменен на форму прусского образца. Но что удивительно, с того момента, как императрица прибыла в Петербург, солдаты поснимали свои новые прусские мундиры и надели старую форму, добытую Бог знает откуда и как» (54/70).