Первая роза Тюдоров, или Белая принцесса - Филиппа Грегори Страница 21

— Мы закрепим соитием заключенный между нами брачный союз, так сказать, доведем дело до конца.

— Ни за что, — ровным тоном сказала я.

— Так или иначе, а это сделать придется — в первую же брачную ночь. Так почему не сейчас? Какая разница?

— А разница в том, что вы намерены меня обесчестить! — воскликнула я. — И хотите совершить это в покоях моей матери, когда и она, и мои сестры находятся в двух шагах отсюда, прямо за этой дверью! Вы хотите обесчестить меня во дворце, принадлежавшем моей матери! Вы нарочно хотите сделать это до нашей свадьбы, чтобы…

Он прервал меня с холодной улыбкой:

— Не думаю, что у вас осталось так уж много чести, чтобы столь яростно ее защищать, принцесса Элизабет. И прошу вас… не бойтесь, я и так прекрасно знаю, что вы, моя дорогая, не девственница. Я давно утратил счет тем, кто в подробностях описывал мне, какой пылкой любовницей вы были для короля Ричарда. Немало было и тех, кто не счел за труд проделать долгий путь из Англии в Бретань исключительно для того, чтобы сообщить мне, что видел, как вы с ним рука об руку гуляете по саду, или как он каждую ночь приходит в вашу комнату, или как вы, будучи фрейлиной его жены, большую часть времени проводите в его постели. Хватало, впрочем, и таких, кто утверждал, что королева Анна умерла от яда, который именно вы опустили в ее стакан. Видимо, ваша мать любезно предоставила вам свои итальянские порошки, чтобы уничтожить очередную жертву. И Риверсы благополучно перетекли через очередное препятствие, возникшее у них на пути.

Я была в таком ужасе, что едва могла говорить.

— Я никогда — клянусь Господом! — никогда не причинила бы зла королеве Анне!

Он пожал плечами, словно для него не имело никакого значения, действительно ли я являюсь убийцей, причем убийцей самой королевы.

— Ах, кому какое теперь до этого дело? Осмелюсь сказать, мы оба совершали такие поступки, о которых предпочли бы не вспоминать. Анна мертва, Ричард мертв, мертвы и ваши братья, а вы помолвлены со мной.

— Мои братья мертвы? — воскликнула я, вся обратившись в слух при этих словах.

— Конечно, они мертвы. Так что, кроме нас, никого больше не осталось.

— Откуда вам это известно?

— Ну, я просто знаю, и все. Ладно, а теперь наклонись-ка поближе.

— Вы говорите о моих умерших братьях и хотите меня опозорить? — Я едва могла говорить, так переполняли меня чувства.

Генрих откинул голову назад и засмеялся, словно мои слова от души его повеселили.

— Действительно! Разве я могу опозорить такую девушку? Да твоя репутация, милая моя, известна на многие мили вокруг, так что ты и так уже опозорена. Весь последний год я думал о тебе лишь чуть лучше, чем об обыкновенной шлюхе и убийце.

Под градом этих оскорблений у меня перехватило дыхание, а Генрих все крепче сжимал мою талию своими жесткими руками, все сильней вдавливал мой зад в свои костлявые колени, а я по-прежнему изо всех сил вырывалась, словно ребенок, которого насильно хотят приласкать.

— В таком случае вы не можете желать меня! Мало того: вы прекрасно знаете, что я вас не желаю!

— Да, это чистая правда. Желания у меня нет. Я не слишком люблю подпорченное мясо, да и объедки другого мужчины мне не нужны. Особенно объедки того, кто уже мертв. Меня просто тошнит от мысли о том, как этот узурпатор Ричард тебя лапал, а ты льнула к нему, желая подобраться как можно ближе к короне!

— В таком случае немедленно меня отпустите! — выкрикнула я и снова попыталась вырваться, но он держал крепко.

— И не подумаю. Ты же понимаешь, что мне все равно придется на тебе жениться; уж твоя-то мать-ведьма позаботилась, чтобы это непременно произошло. Да и обе палаты парламента постарались. Мне, собственно, необходимо заранее знать одно: насколько ты способна к зачатию. Да, я хочу знать, что мне подсовывают. И поскольку меня вынуждают на тебе жениться, мне нужны доказательства того, что моя будущая жена достаточно плодовита. Нам, Тюдорам, необходим наследник, и ты должна родить мне принца. Но если выяснится, что ты бесплодна, все усилия твоей матери окажутся тщетными.

Теперь я уже по-настоящему с ним боролась, стремясь разомкнуть его жесткие руки и отцепить железные пальцы, больно стиснувшие мою талию; но мне некуда было деться, и он по-прежнему сжимал меня с такой силой, словно хотел удушить.

— Ну, давай, — слегка запыхавшись, сказал он. — Сама и прямо сейчас. Или ты хочешь, чтобы я тебя изнасиловал? По-моему, лучше тебе самой приподнять подол своего хорошенького платья и позволить мне быстренько все сделать. А потом мы сможем снова вернуться к пирующим — ведь твоя мать устроила настоящий пир. И может быть, ты снова для нас станцуешь. Как это сделала бы и любая другая шлюха.

При этих словах я на мгновение просто замерла, скованная ужасом, глядя в его гладкое худощавое лицо. И тут он, к моему удивлению, вдруг схватил меня за запястье, выпустив наконец мою талию. Я мгновенно спрыгнула с его колен и встала с ним рядом. Последнее, о чем я успела подумать, не вырвать ли мне у него руку, не броситься ли к двери, не выбежать ли в зал, к людям, но он сжимал мое запястье с такой силой, что кожа горела, и так мрачно смотрел на меня, что я поняла: удрать мне не удастся. Чувствуя, что у меня нет ни малейшего шанса на спасение, я вспыхнула ярким румянцем; на глаза невольно навернулись слезы, и я еле слышно взмолилась:

— Прошу вас, умоляю, не заставляйте меня это делать!

Он слегка пожал плечами, словно не в силах был изменить ход событий, снова крепко обхватил меня за талию, словно опасаясь, как бы пленница не вырвалась, и свободной рукой стал потихоньку приподнимать подол моего платья в зеленых тонах Тюдоров.

— Обещаю, я сама приду к вам сегодня ночью… — предложила я. — Я тайно пройду прямо в ваши покои…

Он прервал меня жестким смехом, звучавшим как обвинение.

— Значит, ты хочешь тайком пробраться в королевскую постель, как в былые времена? Что ж, дорогу туда ты знаешь отлично. И это еще раз доказывает, что ты и есть самая настоящая шлюха! Так что я возьму тебя так, как беру любую шлюху. Прямо здесь и прямо сейчас.

— Мой отец… — прошептала я. — Вы сейчас сидите в его кресле, в кресле моего отца…

— Твой отец давно мертв, а твой дядя не очень-то рьяно хранил твою честь, — сказал он и насмешливо фыркнул, словно мои слова развеселили его. — Ладно, давай-ка займись делом. Приподними платье и залезай на меня. Да-да, садись-ка верхом. Ты ведь не девственница. И прекрасно знаешь, как это делается.

Он продолжал крепко держать меня, и я медленно наклонилась и приподняла подол платья, а он свободной рукой развязал завязки на штанах и уселся поудобней, расставив ноги. Повинуясь его повелительному жесту, я, опираясь на руку, чуть приблизилась к нему.

Одной рукой по-прежнему сжимая мою талию, он второй рукой приподнял мою рубашку, украшенную изысканной вышивкой, заставил меня оседлать его, словно я и впрямь была шлюхой, с силой потянул меня вниз и резким толчком вошел в меня. Мне показалось, что меня пронзили насквозь. Я почувствовала на лице его горячее дыхание, смешанное с запахами тех блюд, которые он съел за обедом, закрыла глаза и отвернулась, стараясь не дышать. Я не осмеливалась даже подумать о Ричарде. Если бы в эту минуту я вспомнила, как меня любил Ричард, сколько радости было в его глазах, с каким восторгом он шептал мое имя, меня бы наверняка вырвало. Слава богу, Генрих довольно быстро добился того, чего хотел, сладострастно застонал, и я наконец решилась открыть глаза. Оказалось, что он внимательно на меня смотрит, но в его карих глазах нет ни капли восторга, ни даже удовлетворения. Он смотрел на меня, как на пленницу, вздернутую на дыбу его желания, и желание свое он удовлетворил, не испытав при этом никаких чувств.