Дон Жуан. Правдивая история легендарного любовника - Александр Аннин Страница 21

– Я пришел к тебе, дон Хуан де Тенорио, по воле твоего отца, дона Алонсо де Тенорио, одного из приоров нашего братства.

– Что! – воскликнул дон Хуан. – Мой отец погиб много лет назад!

– По некоторым причинам я не мог явиться раньше, – сказал визитер. – А теперь молчи и слушай!

С этими словами незнакомец протянул дону Хуану серебряный перстень с черным камнем.

– Этот перстень, освященный в святом Граале, велел передать тебе твой отец, перед тем как его душа покинула тело. Черный агат будет помогать тебе и хранить тебя. Но лишь до тех пор, пока ты не совершишь три роковых злодеяния.

– Какие же это… деяния? – испуганно спросил де Тенорио, надевая перстень на безымянный палец правой руки.

– Запоминай! – сурово начал пришелец. – Ты будешь безнаказанно творить свои дела, но однажды, по собственной воле, ты лишишь жизни беззащитную женщину, мать десятерых детей. Это будет первый роковой день в твоей жизни.

– А дальше? – с замиранием сердца спросил де Тенорио.

– Наступит час, которого не ждал. Увидишь то, чего не мог увидеть. В тот день ты зарежешь слепого, немощного старика. Это второй твой роковой поступок. А третье злодеяние, которое сведет на нет магическую силу черного агата, будет таким. Ты поклянешься чужой невесте, что женишься на ней. В доказательство своих намерений ты произнесешь: «Если я обману тебя, любимая, то пусть Господь покарает меня рукой мертвеца!» И скроешься, нарушив свою клятву и обесчестив чужую невесту.

– Ну, такой глупости я уж точно не совершу! – радостно усмехнулся дон Хуан. – Я никогда не произнесу такой нелепой клятвы! «Пусть Господь покарает меня рукой мертвеца…» Что за выдумка! Спасибо, что предупредил меня, полночный гость! Но я хочу знать, что же будет потом, если я все-таки совершу все три роковых поступка?

Черный человек помолчал. Затем снова послышался его негромкий, словно потусторонний голос:

– Даже совершив все три роковых злодеяния, ты останешься безнаказанным и неуязвимым до тех пор, пока сам искренне не принесешь Богу покаяние в своих грехах.

– Уж этого-то Всевышний от меня не дождется! Что ж, придется вечно жить без исповеди и святого причащения…

Дон Хуан рассмеялся, ликуя. И вдруг замолчал, потрясенный отголосками эха, которое заметалось по кастильо. Это был точь-в-точь хохот дона Педро, тот раскатистый, жуткий хохот, что преследовал де Тенорио по пятам во время его бегства из королевского замка…

По телу дона Хуана потек ледяной пот, а незнакомец в черном между тем торжественно закончил:

– И тогда, когда ты раскаешься, вся жизнь твоя пойдет прахом и рука мертвеца поразит тебя и отправит в чистилище!

Будто завороженный, дон Хуан вглядывался в бездонную глубину черного агата, а когда поднял взгляд от перстня, то увидел, что незнакомца уже нет в комнате.

Дон Хуан кинулся догонять того, кто называл себя хранителем Грааля. Он хотел знать больше. Тенорио стремительно пересек патио, схватил факел, горевший в нише у ворот, распахнул калитку…

Перед ним, в ярком свете факела, возле самых ворот кастильо лежал труп севильского перекупщика Натана Бен Иегуды. Из груди еврея, одетого в серый плащ, торчала рукоять кинжала.

Незнакомец исчез.

Дон Хуан уснул только под утро и проспал до самого вечера. Разбудил его громкий стук в ворота кастильо. Еще не проснувшись как следует, дон Хуан решил, что никакого ночного визитера и в помине не было, что все это привиделось ему во сне. Точно так же, как в свое время привиделся ему святой Тельмо. Но, взглянув на правую руку, королевский обер-келлермейстер увидел на пальце перстень с черным агатом.

Стук чугунного кольца о калитку продолжался. Дон Хуан подошел к окну и увидел, как слуга Пако отворяет ворота. Пресвятая Дева… Под окном в сопровождении нескольких рыцарей стоял не кто иной, как государственный канцлер дон Хуан Альфонсо д’Альбукерке.

Тенорио, наскоро одевшись, поспешил вниз, где был довольно бесцеремонно посажен в знаменитую карету канцлера – самую первую на всем Пиренейском полуострове.

Лошади тронулись.

– Какая страшная была ночь… – задумчиво произнес Альбукерке. – Не все горожане Севильи сумели ее пережить. Далеко не все.

Канцлер помолчал.

– Знаете ли вы, де Тенорио, что его величество король Педро при смерти? – неожиданно повернулся он к дону Хуану. – Послал меня за вами, сеньор обер-келлермейстер.

– Как при смерти? – ужаснулся де Тенорио.

Он тут же забыл о магическом перстне, который якобы призван хранить его от житейских бурь: трагическая действительность мигом заслонила смутные обещания полночного гостя, согласно которым обладатель черного агата якобы становится неуязвимым.

– Чума, – пояснил Альбукерке. – «Черная смерть». Прошел ровно месяц с того дня, как дон Педро побывал в лагере покойного короля Альфонсо… Вы ведь, де Тенорио, ездили туда вместе с доном Педро, не так ли?

– Да, ездил, – кивнул дон Хуан.

– И дон Педро заходил в шатер умирающего отца? – продолжил свой допрос канцлер, вновь становящийся всемогущим.

– Заходил, – обреченно вздохнул де Тенорио. – И пробыл там достаточно времени.

– Вот-вот, – покивал головой Альбукерке. – Сегодня утром у юного короля резко поднялась температура, началась горячка, за ней – бред… А лекарь его величества обнаружил под мышкой дона Педро огромный, твердый бубон. Это, без сомнения, «Черная смерть», вот так-то.

– Значит, королю осталось…

– Пять дней, не более того. Хотя… Его покойный отец продержался целую неделю.

– И кто будет?..

Дон Хуан задал вопрос, который был бы совершенно неуместен при других обстоятельствах, однако и канцлер, и обер-келлермейстер прекрасно понимали, что кончина короля Педро неизбежно повлечет за собой вынесение смертного приговора его другу детства. Ни Альбукерке, ни Мария Португальская не простят презренному де Тенорио того, что он стал свидетелем унизительной для них обоих сцены в каминном зале королевского замка.

– Свои претензии на кастильский престол выдвинули два человека, – равнодушно сказал Альбукерке.

Дону Хуану оставалось жить ровно столько, сколько продлится предсмертная лихорадка дона Педро.