Россия и Запад на качелях истории. От Рюрика до Екатерины II - Петр Романов Страница 20
Россия и Запад на качелях истории. От Рюрика до Екатерины II - Петр Романов читать онлайн бесплатно
Ознакомительный фрагмент
Чтобы избежать неприятной беседы, выдвигался и еще один хитроумный аргумент. Всемогущий царь неожиданно заявил посланнику Ватикана, что не имеет права обсуждать столь важные вопросы «без благословенья» православного духовенства. Если учесть подчиненное положение русской церкви во времена правления Ивана Грозного, то этот довод представляется явно надуманным. «Помазанник Божий» не нуждался в разрешении и благословении патриарха, чтобы побеседовать с католиком даже на такую щепетильную тему, как уния.
Лишь когда мир с Польшей заключили, а Поссевино вновь настойчиво напомнил царю об обещанной аудиенции, чтобы поговорить об унии, Иван Грозный согласился на разговор, но распорядился, чтобы беседа была официально записана дьяками.
Из этого письменного протокола видно, как Иван, сам опытный богослов, целенаправленно свел серьезный разговор к пустякам, шутливой перебранке на уровне малограмотных семинаристов. Сначала Иван в насмешку поинтересовался, почему Поссевино стрижет бороду, раз он поп. Потом иронически стал рассуждать о том, что на сапогах у папы римского изображен крест и ему целуют ноги, хотя ниже пояса «всякой святыне быть непригоже».
Поссевино попытался поначалу всерьез оправдываться, заявив, что бороды он не стрижет, а папе люди кланяются, потому что почитают. В доказательство посланник Ватикана даже сам поклонился в ноги московскому государю, чтобы продемонстрировать почтение. Ивана Грозного этот жест, однако, ничуть не тронул. «В ноги людям падать непригоже», – заметил он, а папе римскому пристало не гордиться, а «показывать смиренья образ».
Последней точкой в короткой беседе стало заявление царя, что «тот папа, который не по Христову ученью и не по апостольскому преданью начнет жить, это волк, а не пастырь». Поняв, что царь с ним играет и серьезного разговора не будет, Поссевино замолчал, заметив лишь, что раз «папа – волк», то уж о чем ему говорить!
На этом вся дискуссия об унии и завершилась. Царь тут же стал необычайно ласков, утешая, похлопал огорченного иезуита по плечу и на прощание заметил: «Я же тебя предупреждал: если будем говорить о вере, поссоримся».
Кстати, отмеченный в документе факт доверительной ласки по отношению к посланнику Ватикана говорит о многом. Истории известно, что именно так Иван Грозный выражал свое особое расположение. В 1570 году, как свидетельствуют летописцы, он точно так же приласкал герцога Магнуса после окончания аудиенции: похлопал его по плечу и стал уверять в своей любви к немцам.
Вторая после богословия тема, особо интересовавшая Ивана Грозного, это вопрос о власти. Он искренне полагал, что является единственным в полном смысле этого слова государем в Европе. Все остальные государи, с его точки зрения, так или иначе зависели либо от своих вассалов, либо от церковных иерархов, либо от какого-то сословия, например от нарождавшегося купечества, либо от каких-либо иных обстоятельств, ограничивавших их власть. В этом Иван IV был прав: такой абсолютной властью, как он сам, в то время не обладал ни один европейский монарх.
Тот же Поссевино в своих воспоминаниях пишет:
С детства русских приучают думать о царе как о Боге и всецело ему подчиняться. На сложные вопросы московиты отвечают присказкой: «Это знают только Бог и царь».
Сам Иван о своих подданных также имел вполне определенное мнение. Однажды в разговоре с иноземцем он заметил, что не надо судить его строго за жестокость: на Западе «государи повелевают людям, а он – скотам».
Любой намек на ущемление его государевых прав и достоинства Иван Грозный воспринимал яростно и не спускал в этом случае никому. Так произошло, например, когда английская королева Елизавета на предложение Ивана о военном союзе и дружбе дала уклончивый ответ, что:
…не будет позволять, чтоб какое-нибудь лицо или государь вредили Иоанну или его владениям, не будет позволять этого в той мере, как по возможности или справедливости ей можно будет благоразумно этому воспрепятствовать.
Отповедь королеве последовала немедленно и была выдержана с точки зрения современного дипломатического протокола в абсолютно неприемлемом тоне. Иван доказывал Елизавете, что та ведет себя не как положено настоящей государыне, что королева на самом деле несамостоятельна в решениях:
…Мимо тебя люди владеют… А ты пребываешь в своем девическом чину, как есть пошлая [обыкновенная] девица.
Столь откровенная грубость объяснялась, правда, еще одним важным обстоятельством. Среди прочего Иван Грозный в величайшей тайне настоятельно предлагал Елизавете взять на себя взаимное обязательство предоставить друг другу в случае необходимости политическое убежище. Формулировка звучала так:
…Если бы кто-нибудь из них по несчастию принужден был оставить свою землю, то имеет право приехать в сторону другого для спасения своей жизни, будет принят с почетом и может жить там без страха и опасности, пока беда минует и Бог переменит дела.
Иван Грозный, развязавший войну против тогдашней политической элиты – старого боярства, предпочитал подстраховаться. В Вологде по царскому распоряжению даже строили суда, чтобы было на чем отплыть в Англию.
Елизавета, подумав, согласилась удовлетворить пожелание Ивана Грозного, но не сочла необходимым оговорить такие же условия для себя, чем необычайно уязвила самолюбивого царя.
Внезапное осложнение в отношениях между Москвой и Лондоном удалось, впрочем, быстро уладить. Обиды были заглажены любезностями королевы, подарками, новыми торговыми договоренностями, поставками в Москву оружия и даже переговорами о возможной женитьбе (между прочим, уже женатого) Ивана Грозного на родственнице английской королевы.
В качестве кандидатуры на роль русской царицы всерьез рассматривалась Мария Гастингс, племянница королевы по матери. Что касается досадной помехи, то есть тогдашней жены Ивана Грозного Марии Нагой, то московская дипломатия разъясняла ситуацию Лондону следующим образом:
Государь наш по многим государствам посылал, чтоб по себе приискать невесту, да не случилось, и государь взял за себя в своем государстве боярскую дочь не по себе; и если королевнина племянница дородна и такого великого дела достойна, то государь наш, свою отставя, сговорит за королевнину племянницу.
Любопытно, что в этих переговорах о сватовстве царь заставил участвовать даже Афанасия Нагого, брата своей жены.
Переговоры о женитьбе шли долго: англичане, зная характер жениха, вопрос затягивали. Сначала русским не разрешали сделать портрет невесты, потому что она якобы переболела оспой. Елизавета писала русскому послу:
Любя брата своего, вашего государя, я рада быть с ним в свойстве; но я слышала, что государь ваш любит красивых девиц, а моя племянница некрасива… да и больна, лежала в оспе.
Посол Писемский, не соглашаясь, отвечал:
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии